Вселять надежду – не значит обнадеживать напрасно... (с)
Глава 4. Черный ПринцГлава 4. Черный принц
Селестиния. Феррэрская провинция. Ратрэ. Фэлльская крепость.
16 день имреса 1127 г. Одиннадцатой эпохи по н.л.
Стук тюремных замков, монотонный звон капель протекающей где-то крыши, покрики стражи, бормотание заключенных и тусклый свет из маленького окошка с решетками под самым потолком – каждый звук откликается эхом в измученной голове, тело болит и хочется, чтобы настала тишина и все замолчали, но не хватает сил заставить их сделать это. Мысли в беспорядочном движении кружат в голове, не давая покоя, словно ты должен был что-то сделать, но забыл.
Твоя память не подчиняется тебе: воспоминания скачут проворнее солнечных зайчиков, которых здесь нет и быть не может. Розовые прожилки мраморных колонн, шепчущиеся между собой и раскачивающиеся деревья, молодая, приминаемая ветром к земле трава, поле стелется и зеленеет, насколько хватает глаз. Блестящий, но ничем не пахнущий тюльпан… Зато вместо этого пахнет гарью, и еще чем-то… Но память лжет, обманывает, водит кругами, не показывая всего. Может быть, и можно что-то исправить, но только не остекленевший синий взгляд, теперь уже безразличный ко всему, направленный в небо.
Боль плещется внутри и накатывает на остатки разума, как пенящиеся волны на прибрежные скалы, и тут же отпускает, чтобы повторить все сначала. Она снова начинает проваливаться в сон, но так и не переступает черту, которая отделяет его от реальности, продолжая все слышать и чувствовать. Конечно, если бы оставалось хоть немного сил, нужно было бы встать, осмотреть рану, понять, какое время суток, но расслабленность и смертельная усталость сделали свое дело – ни о чем другом, кроме сна, думать не хотелось. Кровь набатным колоколом стучит в висках, заглушая даже головную боль. Всплывают какие-то отрывки фраз. Множество голосов роятся в голове, одни зовут, другие шепчут, третьи – просто кричат.
В нос ударяет запах нечистот, сырости, холода, плесени… Она чувствует себя настолько слабой, что с трудом может разомкнуть веки и открыть глаза. Спина затекла, окоченевшие руки не желают слушаться. Но она садится, поддерживая одной рукой другую и прислоняясь спиной к промозглой и холодной стене, от прикосновения к которой по телу начинают бегать мурашки. Рана справа не кровоточит, хотя, судя по ее размерам, вообще непонятно, как она до сих пор еще жива?
… рана в руку, царапина на левом боку и главное – то, что отнимает последние силы, а вскоре отнимет и жизнь...
С другой стороны, она не знает, ни где находится, ни сколько времени ей пришлось провести здесь. Но как же болит в боку! Воспаление запущено, ему не меньше двух-трех дней, и бред, скорее всего, тоже от раны.
В полусознательном состоянии она неустанно пытается вспомнить в деталях, что с ней произошло за недавнее время, и как она оказалась здесь. И память возвращается, медленно, неохотно, с большими усилиями, но возвращается.
Один из поздних теплых летних вечеров, потрескивание поленьев в камине, и успокаивающий голос, убеждающий ее в том, что это задание – одно из тысяч, ничем не отличающееся от остальных. И все же она понимает, скорее даже чувствует, - оно другое. По голосу собеседника, по его движениям и взгляду. Уж больно напутственные речи отдают прощанием. Ему жаль? Скорее да, чем нет… Хотя кто знает. Однако их трудно упрекнуть: он использует ее, она – его. Что же здесь плохого? Их отношения можно назвать взаимовыгодным сотрудничеством, от которого она, даже если бы захотела, не смогла отказаться. Раньше было даже немного не по себе, теперь – нет уже ни страха, ни удивления. Сколько раз еще это будет повторяться? Этого не знает никто. И каждый раз будет казаться последним. И не будет им.
- Куда на этот раз? – ее чуть закрытые глаза ласкают языки огня.
А его широкая ладонь ложится на стол, прижимая бумаги.
- Кратильон, Кордэния, Аноре.
- Не близко, – рука сама ложится на шпагу. – Это усложнит дело… А что с пограничной?
- Все здесь. – Он протягивает ей две коблы: одну простую, потертую и другую – запечатанную. – Вас будет четверо… Двое из них вам хорошо знакомы, а третий…
Селестиния. Феррэрская провинция. Ратрэ. Фэлльская крепость.
16 день имреса 1127 г. Одиннадцатой эпохи по н.л.
Стук тюремных замков, монотонный звон капель протекающей где-то крыши, покрики стражи, бормотание заключенных и тусклый свет из маленького окошка с решетками под самым потолком – каждый звук откликается эхом в измученной голове, тело болит и хочется, чтобы настала тишина и все замолчали, но не хватает сил заставить их сделать это. Мысли в беспорядочном движении кружат в голове, не давая покоя, словно ты должен был что-то сделать, но забыл.
Твоя память не подчиняется тебе: воспоминания скачут проворнее солнечных зайчиков, которых здесь нет и быть не может. Розовые прожилки мраморных колонн, шепчущиеся между собой и раскачивающиеся деревья, молодая, приминаемая ветром к земле трава, поле стелется и зеленеет, насколько хватает глаз. Блестящий, но ничем не пахнущий тюльпан… Зато вместо этого пахнет гарью, и еще чем-то… Но память лжет, обманывает, водит кругами, не показывая всего. Может быть, и можно что-то исправить, но только не остекленевший синий взгляд, теперь уже безразличный ко всему, направленный в небо.
Боль плещется внутри и накатывает на остатки разума, как пенящиеся волны на прибрежные скалы, и тут же отпускает, чтобы повторить все сначала. Она снова начинает проваливаться в сон, но так и не переступает черту, которая отделяет его от реальности, продолжая все слышать и чувствовать. Конечно, если бы оставалось хоть немного сил, нужно было бы встать, осмотреть рану, понять, какое время суток, но расслабленность и смертельная усталость сделали свое дело – ни о чем другом, кроме сна, думать не хотелось. Кровь набатным колоколом стучит в висках, заглушая даже головную боль. Всплывают какие-то отрывки фраз. Множество голосов роятся в голове, одни зовут, другие шепчут, третьи – просто кричат.
В нос ударяет запах нечистот, сырости, холода, плесени… Она чувствует себя настолько слабой, что с трудом может разомкнуть веки и открыть глаза. Спина затекла, окоченевшие руки не желают слушаться. Но она садится, поддерживая одной рукой другую и прислоняясь спиной к промозглой и холодной стене, от прикосновения к которой по телу начинают бегать мурашки. Рана справа не кровоточит, хотя, судя по ее размерам, вообще непонятно, как она до сих пор еще жива?
… рана в руку, царапина на левом боку и главное – то, что отнимает последние силы, а вскоре отнимет и жизнь...
С другой стороны, она не знает, ни где находится, ни сколько времени ей пришлось провести здесь. Но как же болит в боку! Воспаление запущено, ему не меньше двух-трех дней, и бред, скорее всего, тоже от раны.
В полусознательном состоянии она неустанно пытается вспомнить в деталях, что с ней произошло за недавнее время, и как она оказалась здесь. И память возвращается, медленно, неохотно, с большими усилиями, но возвращается.
Один из поздних теплых летних вечеров, потрескивание поленьев в камине, и успокаивающий голос, убеждающий ее в том, что это задание – одно из тысяч, ничем не отличающееся от остальных. И все же она понимает, скорее даже чувствует, - оно другое. По голосу собеседника, по его движениям и взгляду. Уж больно напутственные речи отдают прощанием. Ему жаль? Скорее да, чем нет… Хотя кто знает. Однако их трудно упрекнуть: он использует ее, она – его. Что же здесь плохого? Их отношения можно назвать взаимовыгодным сотрудничеством, от которого она, даже если бы захотела, не смогла отказаться. Раньше было даже немного не по себе, теперь – нет уже ни страха, ни удивления. Сколько раз еще это будет повторяться? Этого не знает никто. И каждый раз будет казаться последним. И не будет им.
- Куда на этот раз? – ее чуть закрытые глаза ласкают языки огня.
А его широкая ладонь ложится на стол, прижимая бумаги.
- Кратильон, Кордэния, Аноре.
- Не близко, – рука сама ложится на шпагу. – Это усложнит дело… А что с пограничной?
- Все здесь. – Он протягивает ей две коблы: одну простую, потертую и другую – запечатанную. – Вас будет четверо… Двое из них вам хорошо знакомы, а третий…
@темы: Творчество
Я понял - меня надо лечить не водкой, и даже не слэшем, меня надо лечить продой