парт 1Глава 8. Красные волки Брануа или то, что открывает двери
Не по себе
От этой тихой и чужой зимы,
С которой я на «ты»,
Нам не стерпеть друг друга.
И до войны
Мне не добраться никогда,
Моя безумная звезда
Ведет меня по кругу.
Би-2, Серебро
Кордэния. Легардийская провинция. Аноре. Брануа.
Ночь с 23-го на 24-е дня имреса 1127 г. Одиннадцатой эпохи
по н.л.
Нескончаемый проливной дождь, словно сговорившись с ветром,
туманом и пронизывающим до костей холодом гнал герцога Шенонского до самой
столицы Кордэнии. Вода лилась за шиворот, а на одежде молодого человека не
осталось ни единой сухой нитки. Засыпая на ходу, он периодически выпрямлялся в
седле, отгоняя навязчивую, бесцеремонно заявляющую о себе сонливость. Плохих
новостей было хоть отбавляй: мокрый как мышь, уставший, голодный, замерзший
герцог не мог позволить себе закрыть глаза и заснуть в седле, когда до цели
оставалось рукой подать, остановиться он также не мог. Герцог почти не ощущал
своего тела, оно ныло, и его сводило судорогами, и, казалось, что холод
проникал даже под кожу, навсегда обосновываясь там. Лошадь хрипела, еле
переставляя ногами, несмотря на то, что конек ему попался на удачу крепкий,
даже он был вымотан до предела - Рене надеялся, что животное не упадет за
несколько керн до Аноре, иначе и ему конец - без лошади он просто околеет на
дороге, потому что идти ногами сил нет. туманом и пронизывающим до костей холодом гнал герцога Шенонского до самой
столицы Кордэнии. Вода лилась за шиворот, а на одежде молодого человека не
осталось ни единой сухой нитки. Засыпая на ходу, он периодически выпрямлялся в
седле, отгоняя навязчивую, бесцеремонно заявляющую о себе сонливость. Плохих
новостей было хоть отбавляй: мокрый как мышь, уставший, голодный, замерзший
герцог не мог позволить себе закрыть глаза и заснуть в седле, когда до цели
оставалось рукой подать, остановиться он также не мог. Герцог почти не ощущал
своего тела, оно ныло, и его сводило судорогами, и, казалось, что холод
проникал даже под кожу, навсегда обосновываясь там. Лошадь хрипела, еле
переставляя ногами, несмотря на то, что конек ему попался на удачу крепкий,
даже он был вымотан до предела - Рене надеялся, что животное не упадет за
несколько керн до Аноре, иначе и ему конец - без лошади он просто околеет на
Хорошая новость была только одна: до столицы оставалось
ехать не больше получаса. На горизонте из-за холмистой местности вот-вот должны
были появиться окраины Аноре. Каким же долгим оказался путь сюда...
* * *
Брануа встретил д'Алуа настороженной тишиной и сдержанным
гостеприимством, каким обычно встречают равнодушные хозяева нежданных гостей,
прибывших в неудачное время в неудачное место. Пока вода сочилась прямо за
воротник, Рене, пуская коня по размокшему месиву дороги, мог только мечтать о
том, чтобы побыть в тепле и согреться, а сейчас, когда вскипяченный изансэ
стоял на столе рядом с широкой кроватью и уже с минуту заманчиво дымился,
герцог все смотрел на тонкие струйки горячего дыма, поднимавшиеся над напитком,
даже не прикасаясь к чашке.
В комнате до его приезда не топили, и слуге было велено
немедленно разжечь огонь. Зябко потирая руки, Рене провел ладонью по лбу, и,
несмотря на то, что уже с четверть часа его временное обиталище было
протоплено, тепла он не чувствовал. Очередной приступ дрожи не замедлил
напомнить мужчине о том, что он болен - семь дней в седле под проливным дождем
почти без остановок совсем подкосили его. Он так сильно устал за эту неделю, что
готов был упасть на кровать и забыться сном, но вместо этого подошел к окну и
стал бездумно смотреть на город: туман за окном ложился рваными космами,
подбирая под себя улицы, крыши домов, запоздалых всадников и прохожих, спешащих
домой. Рене не имел свойства страдать приступами меланхолии, однако он всегда
признавался себе, что так торопиться ему не предстоит никуда и никогда. Было ли
это к лучшему или наоборот - судить трудно, он, похоже, и вправду начал
привыкать к одиночеству, да так и не заметил, как привык.
Имресские вечера короткие, и вот уже шел второй час, как
стемнело. Пасть широкого очага проглотила четвертое полено, бумаги он передал,
и сейчас можно было лечь и прикрыть глаза - усталость накатывала неотвратимо
сильной волной, виски сжимало невидимой пружиной, и голова болела так, что,
казалось, легче пустить себе пулю в лоб, чем терпеть эту давящую боль. Рене
вертелся с боку на бок, пока сон не настиг-таки его вдогонку спутанным мыслям.
Мучительные сновидения, какие бывают у больного человека, не хотели отпускать
истерзанный рассудок, воскрешая в памяти события последних дней, добавляя к ним
какие-то новые оттенки, действия, волнения, лица, которые никогда не
существовали и стали порождением сновидения человека, мучаемого жаром и бредом.
Его величество что-то негромко говорил ему, и небольшие
глаза Франциска IV с теплом смотрели на д'Алуа, но как Рене ни старался, как ни
напрягал слух, суть слов короля уловить так и не мог, они ускользали,
просачивались сквозь сознание, не оставляя после себя ровным счетом ничего.
Губы короля шевелились, и неслышные фразы, сказанные непонятно кому, пропадали
всуе. Герцог просил повторить сказанное, но приемный отец сдержанно и как-то
сурово качал головой. Наконец, неразбериху довершила последняя несвязная сцена:
на пороге кабинета появился Пуаньяр со своими дружками, и, залихватски похлопав
Франциска по плечу, объявил Арэдору, что Рене перекупили люди Сокола и теперь
он работает на Селестинию, но лейтенант пообещал, что все улажено и волноваться
не о чем. Д'Алуа, возмущенный подобной ложью, не собирался выслушивать ее и
дальше, однако схватиться с надоедливым и завравшимся военным ему так и не
удалось: пол под ногами затрясся, заходил ходуном, Рене пошатнулся, и кто-то
прямо в ухо произнес:
- Герцог, проснитесь! Вставайте!
Тряска продолжалась, и поэтому, хочешь не хочешь, пришлось
открыть глаза.
Когда зрение сфокусировалось на предмете, который лишил
герцога долгожданного отдыха, он увидел женщину, одетую во все черное, с густой
темной вуалью, закрывавшей лицо, и длинной двойной ниткой крупного морского
жемчуга, спускавшейся до талии.
- Кто вы? - только и смог выдавить из себя полусонный
арданец.
- О, сейчас не самое лучшее время для знакомства, - голосок
тихий и взволнованный. - Поторопитесь!
Тонкий стан наклоняется, и она по-хозяйски откидывает
одеяло, привычным жестом сгребая в охапку ножны со шпагой и заплечным кинжалом.
Она передвигается быстро, точно, чуть-чуть резко, но во всех ее движениях
сквозит изящество и грациозность.
- Скорее!!!
За дверью в коридоре послышался невнятный шум и отдаленные
голоса, и внезапно ночную тишину прорезал истошный, надрывный вопль, то ли
женский, то ли мужской - разобрать было невозможно. Д'Алуа вздернул подбородок
на шум - но звук не повторился, а незнакомка в черном вся задрожала, ее вуаль
качнулась, и она заговорила быстрее, срывающимся голосом, то переходя на шепот,
то немного повышая голос:
- Прошу вас, сударь,
оденьтесь! Я принесла все необходимое. - Она сунула ему в руки сверток, в
котором на поверку оказались завернуты штаны, рубашка, камзол и плащ. - Нам
нужно спешить!
Повинуясь ночной гостье, он соскочил с кровати, даже не
спросив, что означают ее слова, почему ему, только что приехавшему, нужно опять
куда-то спешить и кто она вообще такая.
И только Рене успел натянуть камзол, как в дверь начали
настойчиво стучать. Женщина вздрогнула и, вцепившись одной рукой в Рене,
потащила его к стене, и, толкнув арданца в какую-то темную нишу, скрывавшуюся
за шкафом, зажала ему рот другой, не выпуская ни на секунду.
- Ни слова, если хотите жить! - горячо прошептала она над
самым ухом герцога. - Вы слышите? Ни единого слова!
В дверь уже не стучали, в нее колотили, а потом, вероятно
решив, что все равно никто не откроет, с треском выбили ее. Рене не мог видеть,
что творилось в комнате, где всего минуту назад он спал почти безмятежным сном,
но слышать слышал: лязг амуниции и шпор, топот сапог, резкие голоса:
- Орьен, чтобы его! - послышался басистый голос.
- Его здесь нет... - зло вторит ему другой.
Несколько мужских голосов сумбурно переговариваются, и двое
укрывшихся в тайнике слышат, как в комнате начинают двигать и переставлять
мебель.
- Что они ищут? - шепотом спросил Рене свою спасительницу.
- Тшш! - маленькая ладошка накрыла его рот. - Умоляю, тише!
Шпоры на сапогах тихо позвякивают, и кто-то повелительным
тоном отдает приказы:
- В коридор! Быстрее! Если найдете его, и он попытается
сбежать - стреляйте. Приказ Его величества.
Когда все стихло, по комнате, посвистывая, неспешно прошелся
некто, скорее всего это был тот человек, что раздавал приказания: он,
по-видимому, уходить не торопился. Рене догадался, что, оставшийся скорее всего
не поверил, что герцога нет в спальне. Фиель-Ри уже совсем перестал соображать,
что происходит. Кто эти люди? Что он делает в шкафу с совершенно незнакомой ему
женщиной и зачем она помогает ему?
И вот звуки стихли, но дама в черном продолжает судорожно
сжимать его руку, жадно вслушиваясь в тишину. Мутная темная сетка вуали слегка
колышется в такт дыханию своей обладательницы. Выждав нужное время, она
отпускает его руку и влечет за собой.
Они снова оказываются в злополучной, перевернутой вверх дном
комнате, и Рене, переведя дыхание, спрашивает:
- Кто были эти люди? Чего они хотели?
- А вы еще не поняли? - она смотрит на него, но лица он
разглядеть не может. - Они искали вас.
- Меня? - изумился он. - Но зачем?
- Я не знаю, - тихо отвечает она, оглядываясь в поисках
одной ей известной вещи. - Это королевская охрана. Отсюда нет другого выхода,
идемте, - ее ручка оказывается в его, и ночная гостья, приоткрыв дверь в
коридор, всматривается в темноту и в отдельные проблески света, вырванного у
мрака факелами.
Некоторое время герцог Шенонский, не произнося ни слова,
следовал за ведущей его по мрачным, полутемным коридорам женщиной, рука которой
сильно и одновременно нежно сжимала его ладонь. Он уже сбился со счета, сколько
раз они поворачивали, в первый раз они чуть не натолкнулись на мужчину средних
лет в одном нижнем белье, он с сумасшедшими глазами шарахнулся в сторону,
цепляясь окровавленной рукой о стены, размазывая о серые камни собственную
кровь. У него была отрезана рука - это д'Алуа заметил после того, как его
спутница в черном вздрогнула всем телом, но руку его не отпустила и продолжала
тянуть его за собой.
Потом стало хуже: крики, вопли, стоны слышались все яснее по
мере того, как они приближались к следующему переходу, и когда они попали в
коридор, который был в несколько раз больше того, куда выходила дверь его
временных покоев, они оба невольно остановились: впереди была лестница наверх,
у основания которой растекалась кровавая лужа, в которой лежало сразу несколько
человек, две женщины с ребенком и мужчина.
Рене за свою не самую легкую жизнь успел навидаться всякого,
но такого ему видеть еще не приходилось. Тошнота подступила к горлу, но ему
опять помогла его спасительница, негромко проговорив:
- Не время останавливаться.
И он пошел за ней. Как он мог ей доверять? Какая-то
незнакомка вела его сквозь пропитанную кровью ночь, а он даже и помыслить не
мог, что следующий поворот приведет их к гибели? Или только его?
Кто с факелами, кто со свечами, а кто и без всего, держа за
руки друг друга или поодиночке... Люди куда-то бежали, и им двоим приходилось
идти то по течению, то против него. Кто-то на глазах Рене упал с лестницы, по
нему прошлись, какой-то старичок даже ухитрился перепрыгнуть через упавшую на
мраморные плиты девицу.
- Где? Откуда? - кричали в толпе, образовавшейся у выхода.
- Там! Там!!! - истошно вопили, указывая назад, за спины.
- Скорее!!!
- Пустите, да дайте же...
- Нет, Энрико! Энрико!!! Где ты?
- Здесь не пройти!!!
Рене с незнакомкой оказались в самом центре толпы, гонимой
дворцовой стражей, и их понесло вместе с теми несчастными, кого собирались
уничтожить во что бы то ни стало. Этих людей гнал страх, ужас, их били, кололи
пиками, резали короткими широкими ножами, закалывали шпагами, в них стреляли,
но они не хотели умирать...
- Держитесь! - только и услышал он спасительный голос,
вцепившись, что есть сил, в ее ладошку.
Вдруг двери из бокового прохода распахнулась, и у стражи
появилось подкрепление. Кому-то с длинными светлыми волосами в паре ун впереди
от Рене вспороли горло, кровь фонтаном брызнула на ближестоящих людей, запертых
в ловушку пик, больше половины из которых уже насадили на них.
Пол покрывался трупами за считанные секунды, их уже было
настолько много, что герцог боялся наступить на кого-нибудь. С женщин сдирали
одежду, мужчины в одних штанах, кто-то в подштанниках или вовсе голые пытались
скрыться от преследователей, но им стреляли в спины, еще живых волокли по полу
за волосы, били носками сапог.
- Аааааа! Убийцы! - с завыванием заорал мужчина.
Всемилостивый, кто же так кричит?
- Ненавижу!!! Будьте вы прокляты во веки вечные!
- Это младший! - послышалось в толпе. - И он, даже своих...
Странник, умилостивись! Это твой день...
Рене увидел двоих молодых людей, одного длинноволосого с
распоротым горлом и неестественно подвернутой рукой лежавшего у стены, другой
стоял перед ним на коленях и раскачивался взад и вперед, подвывая, словно
безумный.
- Кто это? - все, что смог выдавить из себя Фиель-Ри.
- Принц, - едва слышно ответила она, на миг окаменев. - Со
своим любовником. Легардийцы и бароны потеряют влияние на какое-то время, пока
он не найдет ему замену.
Герцог Шенонский слышал о странных пристрастиях некоторых
членов королевской семьи, но и представить себе не мог, что это правда.
Пока молодой принц, тщетно хватаясь за труп юноши, оплакивал
его, стража на время прекратила расправу, а потом Рене каким-то образом очутился
на улице. Свежий воздух подул в лицо, и Фиель-Ри остановился, чтобы отдышаться
- оказывается, они бежали, а он и не помнил, он уже многое не помнил из того,
что было до этой ночи, но вот ее не забыть уже никогда...
- Вы можете объяснить, что происходит? - легкие сводило от
нехватки воздуха. - Если вы не скажете, куда меня ведете, я больше не тронусь с
места!
Его спутница тоже еле держалась на ногах, прислонившись
затылком к стене, и на ее тонкой шее, стекая к ключице, поблескивали струйки
пота:
- У вас есть мать? - безжизненным голосом спросила она.
- Нет.
Как она могла держаться и быть такой спокойной, когда вокруг
творилась вторая Либертинианская ночь?
- А любимая женщина?
- Нет, а что?
- Тогда сделайте это ради себя! Я не очень хорошо разбираюсь
в политике... Не знаю, что было в том письме, что вы привезли, но я понимаю,
когда человеку грозит опасность. Даже животные это чувствуют. Вы успеете
обдумать сегодняшние события, но лишь после того, как покинете Аноре.
- Но я только приехал! Куда я поеду?
- Я не знаю. У каждого человека есть место, куда он хочет
вернуться, надеюсь, такое место есть и у вас, а если нет... То любое другое
сейчас будет лучше, чем оставаться здесь, поверьте мне!
Рене хотел ответить, что должен выяснить, что стало с теми
документами, ради которых он и приехал в столицу, но не успел - незнакомка
прижала его к стене, совсем как тогда, в комнате:
- Тише! - зашипела она.
Стук копыт становится все громче и громче, а потом смолкает.
- А теперь идите! - отчаянно, умоляюще зашептала его спасительница.
- Не испытывайте судьбу, она сегодня была к вам более чем благосклонна, идите и
не останавливайтесь. Постойте! - рука ложится ему на запястье. - Возьмите это!
- она протягивает ему золотое кольцо в виде герба-печати с изображением
степного койота. - С ним для вас в Кордэнии будут открыты любые двери. Только
не продавайте его - его истинная цена слишком высока. Бегите же! Сначала вдоль
стены, в конце вы увидите коновязь. Возьмите лошадь и спасайтесь.
- А вы? - Рене приблизил тонкий стан к себе, вплетаясь
руками в черный шелк платья,
Эта безумная, сумасшедшая полночь сблизила их гораздо
больше, чем могли бы соединить любые узы. - Вы спасли меня, я не уйду без вас!
- А что я? - обреченно протянула она, даже не пытаясь
высвободиться. - Это мой дом, каким бы он ни был, и я останусь здесь. Но идите
же! Иначе все мои старания пропадут, и мне будет грозить бóльшая опасность,
если вы останетесь, нежели уйдете! Идите и живите! А меня ждут...
- Я не забуду вас! - надев кольцо себе на мизинец, он жадно
искал ее ответного взгляда, но под вуалью разглядеть хоть что-нибудь, кроме
блестящих где-то в глубине огоньков глаз, было весьма трудно.
- Скорее! - торопила она его, мягко забирая свою руку.
Он быстро и трепетно, как птица касается крылом воды,
прижался губами к ее ладони, заметив родинку у нее на руке между указательным и
средним пальцем. И, последний раз вдохнув нежный жасминовый аромат духов,
бросился прочь.
парт 2* * *
«Дорогая сестра! - сказал Карл IX. - На твоем рукаве кровь!»
«Но какое это имеет значение, сир?» - сказала Маргарита,
- «Была бы улыбка на губах...»
А. Дюма
- Ах, вот ты где! - высокий молодой шатен в белом камзоле
стоял, оперевшись на шпагу, с которой на мраморный пол медленно стекала струя
крови. - Я весь вечер искал тебя.
Женщина едва успела закрыть дверь, за которой из ее жизни
навсегда исчез сероглазый герцог, и загородить ее собой, прежде чем подошедший
черноволосый мужчина обнял ее за талию.
- Ален, это ты? - в темноте было почти не разобрать лица, но
так говорил и обнимал ее только он.
Она отстранила его тоненькой ручкой и уставшим голосом,
измученно произнесла:
- Оставь меня...
Прислонившись затылком к двери, она стояла, обняв себя за
плечи и откинув с лица черную сетку. Смоляные завитки волос на висках
контрастировали с белизной ее лица, и вьющиеся от природы волосы собрались на
груди.
Заметив кровь на его белом камзоле и на оружии, она спросила
дрогнувшим голосом:
- Ты ранен? У тебя кровь...
- Я цел, - успокоил ее Ален.
- Слава Идущему... - Всевышний! Что она говорит? Ведь если он
невредим, это означает, что погибли другие...
Молодой мужчина с
острым, жестоким взглядом, прищурившись, испытующе спросил, выискивая глазами
причину ее нахождения в одиночестве в полуподвальном помещении дворца:
- А что здесь делаешь ты? И почему ты надела вуаль? Знаешь
ли, не лучшее время скрывать свое лицо!
- Мне ничто не угрожает, не волнуйся... - Когда этот день
закончится? И когда она сможет закрыться у себя в комнате и броситься на
кровать, уткнуться в подушку, заснуть, забыть... Или теперь уже никогда? Ведь эта
ночь будет продолжаться, пока она жива, пока живы те, кто устроил это побоище,
на чьей совести несколько сотен убитых и искалеченных или посаженных в тюрьму. Тех,
кого будут пытать, а затем все равно осудят и казнят.
- Твоя матушка, несомненно, гордилась бы тобой, - уверил
Ален.
Мать умерла всего год назад, а, кажется, прошла целая
вечность. Жесткая, подчас жестокая, очень своевольная женщина, она пережила и
сестру, и мужа, чтобы стать королевой Кордэнии на тринадцать лет. Ален был
прав: Фон Эклихи, равно как и Бремоны, никогда не отличались излишней
чувствительностью, и мать была ярчайшим примером железной хватки, свойственной
всему роду Бремонов д'Орруа, хотя и относилась к нему лишь косвенно. Поэтому-то
герцогиня де Ревиар и не любила ни вспоминать, ни тем более говорить о своем
прошлом: вопрос о происхождении был самым болезненным для нее, и после
упоминания о жизни до появления в Брануа у нее каждый раз портилось настроение.
Племянница Карлоса III и дочь старшей сестры короля
Аржентии, Каролина прекрасно понимала, что дорогу к трону Сорэно ей не пройти:
она была всего лишь четвертая на очереди, пока в том же 1103 году не родился
Сезарио, третий сын Карлоса и четвертый ребенок короля и Эдельмиры
Моррон-Арэдор, его супруги.
И пусть наследница известнейшей в Висконтии фамилии была
старше Серхио, наследника престола и первого ребенка своего дяди, на двенадцать
лет, право на трон по закону принадлежало именно ему. К тому же она была
женщиной, и женщиной весьма честолюбивой. Пережить и смириться с подобной
ситуацией целеустремленной Каролине было крайне трудно, а тут представилась
более или менее перспективная возможность, за которую она и не преминула
ухватиться, - брак с младшим братом Антуана II. Она уже на протяжении восьми
лет всей душой завидовала своей сестре Генриетте (сестра успела родить к тому
времени двоих сыновей), которой мать с отцом подобрали прекрасную партию - и
никогда не имевшая далеко идущих планов, даже не воображавшая себя где-нибудь в
другом месте, кроме как в ее маленьком домике, подаренном отцом, в Виррейро или
в Эклихсхофе. Вот эта ее молчаливая, забитая старшая сестренка выскочила ни за
кого иного, как за принца Антуана, став королевой! А ей, Каролине, достался
только принц. И где в этой жизни справедливость?!
Однако, совершенно закономерно предполагая, что младший брат
всегда может занять место старшего, она, не колеблясь, приняла предложение
короля Кордэнии, направленного ей от имени принца Рихарда.
Младшему Бремону с детства было известно, что ему предстоит
жениться на ком-нибудь, кого выберет для него его царствующий брат, но,
остановившись однажды на одном из постоялых дворов на пути в Легардийю, герцог
Ревиар встретил там девицу, работавшую горничной, и вытащил ее в люди, выпросив
для нее у брата титул и земли. Рихард Бремон даже планировал представить ее ко
двору и жениться на ней, однако при заявлении принца о его непреклонном
намерении, король решил, наконец, пресечь эту связь, не сулившую стране ничего
хорошего. Обычное увлечение, будь оно таковым, Антуан еще мог простить брату,
но чтобы простолюдинка претендовала на престол, да скорее Странник снизойдет в
Арсанну! Не бывать этому!
Вскоре после этих событий состоялась пышная свадьба Каролины
фон Эклих и Рихарда Бремона д'Орруа, но спустя год принцесса начала замечать
охлаждение по отношению к ней ее мужа. Принц стал часто пропадать ночами, и
Каролина со своей женской проницательностью не могла не догадаться, что было
тому причиной - она прекрасно знала о том, насколько ее супруг был падок на
женскую красоту, но до времени терпела. К тому же как назло она начала полнеть,
тогда как Генриетта как была худенькой, так и осталась ей. И все же возможность
играть на вторых ролях племянницу короля Аржентии не прельщала, и тогда,
объяснив деверю ситуацию, она призвала на помощь все свое обаяние и настояла на
том, чтобы король приструнил гулящего, как кот, брата, применив свое последнее
оружие, чтобы удержать его рядом с собой и не потерять то, что с таким трудом
приобрела - родила ему ребенка.
Рихард Бремон всегда мечтал о наследнике или на крайний
случай наследнице - это была его слабость, которой грех было не
воспользоваться. Шарлотта оказалась незапланированным, случайным ребенком, и
принц не устоял - та, с которой он долгое время встречался, так и не смогла
родить, и он расстался с ней. Его уход стал для женщины роковым - она исчезла
из своего столичного дома, и больше ее никто не видел. Имущество было передано
казне, а титул отобран. Принцу сказали, что его бывшая возлюбленная решила
покинуть Кордэнию, на что он лишь пожал плечами. Происшествие было замято.
Через несколько лет Генриетта скончалась при родах, ребенок
тоже не выжил. Сестра всегда отличалась слабым здоровьем, а рождение мальчиков
и вовсе подкосило ее. Король овдовел. Но герцогине де Ревиар и в то же время Ее
высочеству принцессе не вечно суждено было оставаться свояченицей Антуана: в
начале лаима 1116 года тело ее супруга было доставлено из Тессолии в Аноре, и
как бы ни была сильна ее ненависть к Селестинии, она возблагодарила небо,
потому что Сокол не мог выбрать лучшего времени, чтобы избавить ее от мужа. За
одно это она простила бы Морронам и Девятилетнюю войну, и свои семнадцать лет,
когда раненый отец приехал с фронта, и его застланные, присыпанные смертным
пеплом глаза.
Селестиец освободил ее. Отныне и она, и Антуан были
свободны. И Каролина, посчитав, что это судьба или случай (а она свято в них
верила) оказались к ней благосклонны и ни в коем случае нельзя пренебрегать их
намеками, решила для себя: она во что бы то ни стало выйдет замуж за короля. И
когда Черный Принц попросил руки ее дочери, так легко было состроить из себя
оскорбленную вдову, переживающую трагическую кончину мужа, выставить себя
оскорбленной и возмутиться, прийти в ярость. Девочке тогда исполнилось всего
одиннадцать лет! Ее дочь не предмет для торга! По крайней мере, сейчас.
Возможно, в будущем все изменится. Не стоило большого труда показать, как она и
ее дочь нуждаются в помощи и опеке. И деверь, выказав сочувствие безутешной
вдове, попался-таки в сети, искусно расставленные для него, в которые он сам
наверняка хотел попасться: его сыновьям нужна была мать, ему - жена, а
свояченице - поддержка и защита. В общем, двое нашли общий язык. Наверное,
именно поэтому Каролина фон Эклих и стала женой Антуана II и новой королевой
Кордэнии, как того и хотела.
Мать из нее, правда, вышла никудышной: воспитание принцев и
принцессы было полностью переложено на гувернанток, от которых толку было еще
меньше. Однако для любого ребенка мать есть мать, какой бы дурной в глазах окружающих
она не слыла.
И Шарлотта любила эту резкую, холодную, черствую женщину со
свойственной детям привязанностью, хотя, конечно же, отец был для нее всем. Его
гибель оказалась страшной трагедией, весь смысл которой маленькой принцессе
тогда было не понять. Ей помог Ален. В то время, пока мать и дядя занимались
переговорами, он пробирался на половину сестры и они подолгу разговаривали. Он
приходил всегда внезапно, не предупреждая, и иногда брал с собой младшего
брата. И тогда они, как три маленьких зверька, забирались в самый темный угол
комнаты и обсуждали свои детские планы. Еще тогда Шарлотта стала замечать, как
на нее смотрит ее двоюродный брат. Его отношение к ней вообще часто пугало ее,
и сначала она пыталась просто не замечать его поведения. Тогда-то и началась их
порочная связь, о которой никому кроме них больше известно не было. Ни дядя, ни
мать, даже Эдмундо до поры ни о чем не догадывались.
Шарлотта неосознанно искала защиты в чуждом для нее мире, и
нашла ее в лице Алена.
У нее было множество слабостей, которые он обращал себе на
пользу. Она боялась вида крови, а его он возбуждал, она плохо сидела в седле, а
Ален еще в детстве сломал себе руку, взобравшись на самого высокого жеребца,
который его скинул, и с тех пор выездил не одну лошадь, она защищала слабого и
болезненного Эдмундо, а Ален был с ним суров и непреклонен, она всегда всего
боялась, а он был уверен и не сомневался ни в чем, он и сейчас шел уверенно, не
оглядываясь, иногда все же оскальзывался на крови и бросал на ходу проклятия,
не брезгуя наступать сапогами в лужи, растекавшиеся по коридору.
Принцесса смиренно следовала за ним, обреченно идя за братом
коридорами, переступая через раскиданные руки, волосы, одежду и обходя мертвых.
Иногда через трупы приходилось перешагивать, и мелкая дрожь против воли
охватывала ее при виде того, что было совершено этой ночью.
Брату скоро наскучило молчать, и он произнес слова,
обращенные в темноту:
- Подними подол, сестра, мне жаль твое платье.
- Да... Это твой подарок. Но на черном почти не видно крови... -
эхом отозвалась она. И тут вдруг Шарлотта остановилась.
- Ты знал! - выдохнула она. - И поэтому подарил мне его!
- Траур тебе к лицу, - просто и открыто ухмыльнулся он. Он
даже не счел нужным скрывать смысл своих поступков.
- И ты думаешь, я еще хоть раз одену его? - изумилась
женщина, едва сдерживая гнев и рвущиеся наружу слезы.
- Если когда-нибудь станешь королевой, оденешь и не раз! -
отрезал Ален.
- Нет, - замотала головой молодая женщина, ее глаза
расширились, и она добавила. - Я не смогу!
- Сможешь! Еще как сможешь, - успокоил ее брат. - Ты ведь
Бремон, как и я. И, слава Идущему, что ты не похожа на своего отца. Ты такая
же, как и мы, просто еще не поняла этого, но время все расставит на свои места.
Представляешь, твой дорогой Эдмундо даже заколол одного гвардейца, который по
приказу нашего батюшки вспорол живот его любимчику. Храбрец!
- Бедный, бедный брат! - покачала головой принцесса,
вспоминая склонившегося над телом молодого принца. Ален не видел его, а если бы
и видел, не понял бы. - Как он, должно быть, страдает!
- Не думал, что отец когда-нибудь пойдет на такие
решительные меры. Конечно, он умел уговаривать и убеждать, что и доказал пример
моего драгоценного дядюшки.
Он всегда с презрением отзывался о тех, кого считал слабее
себя, и Рихард Бремон как раз попадал под эту категорию людей.
- А вот Арэдор ошибся. Ты знаешь, из-за чего наш батюшка
вышел из себя? - Шарлотта была не в том состоянии, чтобы воспринимать слова
брата, но Ален говорил дальше, видя, что она ни о чем даже не подозревает. - Не
знаешь, так я скажу: отец на днях получил письмо, не имею представления, как
оно к нему попало, но оно было адресовано Франциском главе легардийцев и
призывало их к решительным действиям, а сегодня курьер привез от арданца еще
одну бумагу, в котором он выказывает свои дружеские намерения по отношению уже
к нашему отцу. Представляешь? Возможно, Франциск хотел подстраховаться и
обезопасить себя, в случае, если получит из Брануа отказ, но просчитался.
Думаю, ты представляешь, какой эффект сочетание этих двух писем произвело на
нашего батюшку? Но, с другой стороны, с легардо давно пора было кончать, а тут
такой прекрасный повод! Ты слушаешь меня? - Ален окликнул сестру, с застывшим
взглядом шедшую подле него. - Возьми-ка это, - брат протянул ей белый шелковый
лоскут, - тебе это пригодится. Там, куда мы идем, еще не прибрали...
От ответа Шарлотту спас очередной поворот. Открывшееся
зрелище действительно превосходило все, уже виденное сегодня: коридор был
заполонен мертвыми телами, женщины с перерезанными глотками, залитые кровью и
заколотые мужчины, частично в ночных сорочках, частично голые, кто-то
полураздетый валялись в неестественных позах, разметав в стороны руки. Они
лежали друг на друге, и эта пугающая своим непомерным, невыносимым для любого нормального
человека натурализмом, картина заставила Шарлотту остановиться.
Уже подзасохшая кровь на телах, груди, в липких, грязных
волосах, стены, пол, колонны, всюду кровь и мертвые, и ни намека на то, что
кто-то еще был жив. Загустевающая кровь перестала растекаться под людьми, и
багровела своим страшным оттенком. При виде этого Шарлотта зажала рот рукой,
чтобы не закричать. Запах застоявшейся и в вперемешку свежей крови резко ударил
в нос.
Ален, заметив изменения на лице своей сестры, вернулся и
попытался подойти к замершей женщине, но Шарлотта сделала шаг назад, но,
оступившись, пошатнулась, в сердцах закричав:
- Что же мы наделали? Всевышний! Что же мы наделали! - она
схватилась руками за вуаль и в неосознанном порыве жестом сорвала ее с головы,
вцепившись руками в растрепавшиеся длинные смоляные волосы:
- Мы утопили королевство в крови! Мы утопили в ней себя!
Она поднесла согнутые пальцы к щеке. Мыслями она была далеко
от этого ужасного места, на беду однажды ставшего ее домом...
Из ее горла снова готов был вырваться крик, но Ален, быстро
подскочив к ней сзади, зажал ее губы руками и процедил на ухо:
- Молчи, сестра! Если бы мы не сделали этого, сегодня мы
были бы на их месте!
Шарлотта еще продолжала вырываться, но попытки эти с каждым
разом становились все слабее и слабее. Когда приступ прошел, принцесса убрала
его руки с лица и машинальным движением поправила волосы.
Ален, заботливо приобнимая ее за талию, потянул ее за собой,
шепча:
- Сестрица, пойдем! Уйдем отсюда. Клянусь, я позабочусь о
тебе, тебе не нужно на это смотреть.
- Ты так заботлив, - ответила она, смотря куда-то перед
собой, витая мыслями далеко отсюда. - Но ты опоздал, я уже достаточно видела...
В грустных карих глазах поселилась горечь.
- А ты? - набравшись смелости, осмелилась она задать давно
волновавший ее вопрос. - Ты уже убил всех, кого хотел? Кажется, ты был должен
одному банкиру. Он уже мертв?
- Ты же меня знаешь, - широко расплылся в жестокой улыбке
принц. - Как никто другой...
Именно так улыбалась ее мать, узнав, что отца больше нет в
живых.
- Да, знаю... - подтвердила она, и как можно вот так буднично
о смерти? - Но я надеялась... Я не хотела справлять этот день рождения, но вы
пригласили на мой праздник так много людей... - со стороны можно было подумать,
что Шарлотта не в себе, слишком уж странен был ее взгляд и страшны слова. - Я
думала, что не приедет никто, а теперь жалею. Мне бы хотелось, чтобы гостей не
было вовсе.
- Брось, сестра! - усмехнулся Ален, увлекая ее за собой и
крепко держа за талию. - Это уже не наше дело. Пойдем!
- А Эдмундо? - ее красивые темные глаза загорелись безумным,
лихорадочным блеском. - Где он? Мы должны его найти!
- Ты просто неподражаема! - расхохотался принц. - Он и не
вспоминал о тебе.
- Так где он?
- Наверное, рыдает над своим ненаглядным Рожэ,
пойдем...
Они повернули.
- Сестрица, - вновь подал голос любовник и брат, - ты
слышала про красных кордэнских волков?
Шарлотта была не в состоянии хоть о чем-то думать и
понимать, и поэтому отрицательно покачала головой. И принц продолжал:
- Они в основном охотятся стаями на добычу крупнее себя, а
отношения в стае строятся по принципу соподчинения. Но что более интересно:
обычно животные, детеныши которых ранены, либо бросают, либо поедают их, а
красные волки даже неспособных самостоятельно передвигаться щенков уносят с
собой, пусть и в ущерб самосохранению всей стаи. Шарло, мы все волки, просто до
поры до времени сами не подозреваем об этом, и мы никогда не бросаем своих!
Никогда! А ты наша, ты с нами, слышишь? Теперь тебе нечего будет бояться!
Легардийцев почти не осталось, а те, что выжили, закончат свой век в тюрьме.
Бедные легардийцы, бедные кордэнцы, отцы, матери, жены,
мужья, братья, сестры, дети...
- Я не боюсь, - то ли убеждая себя, то ли брата, откликнулась
она, добавив, - завтра будут звонить в колокола...
- Это точно. - Ален поправил перевязь и зашагал еще бодрее.
- У гробовщиков будет много работы.
- Да, да! - подхватила она, находясь в странном состоянии
подсчитывания, во сколько же обойдется короне сегодняшняя ночь и обдумывая
завтрашний день, зарождавшийся неверным светом в прорезях окон. - Лишь бы не
черная смерть!
- Не переживай, ямы вырыли заранее, останется только сжечь и
засыпать, - разъяснил он и посмотрел на сестру с восхищением:
- Только такая женщина, как ты, в этот момент может думать о
благе государства! Если бы ты знала, как я люблю тебя за это! - в глазах
наследника престола пробежал безумный огонек. - Ты как никто умеешь сохранять
хладнокровие. Из тебя бы вышел превосходный король, родись ты мужчиной!
- Королем станешь ты, - испугавшись на миг, быстро
проговорила Шарлотта, - а я всего лишь твоя сестра.
Сегодня он убил многих, включая и своих близких друзей,
которым клялся в вечной дружбе и с которыми жил бок о бок столько лет. Что же
может помешать ему завтра убрать со своего пути и ее?
- Да, ты моя... - кивнув, протянул Ален. - Пока отец не отдал
тебя старику из Сен-Казе.
Злая улыбка, за которую хочется убить. Сестру передернуло,
но она все же ответила:
- Ты пытаешься меня задеть? Зря стараешься. Он не старик!
- Ты злишься?
- Ничуть!
- Злишься... - заключил он. - Или ты скажешь, что предпочтешь
ему Алоссарского Сокола? Вот уж кто сумеет утолить твою жажду... мести!
- Нет! - в ужасе воскликнула она. - Только не он! - и
рванулась из рук брата, но Ален удержал ее:
- Меня тебе не провести. Ты отдашь если не свое сердце, то
хотя бы руку тому, кто окажется сильнее.
Шарлотта метнула гневный, испепеляющий взгляд на брата.
- Да... - полностью удовлетворенный достигнутым эффектом
сказал он. - Вот та, настоящая Шарло. Я знаю тебя!
Руки принца настойчиво сжимали ее ладони.
- Ален, прошу! Как ты можешь? Сейчас...
- Просить будешь своего супруга. - Он втолкнул ее в первую
попавшуюся комнату, при ближайшем рассмотрении оказавшейся его собственными
покоями. - Шевелись! Светает, а мне еще нужно будет многое успеть.
парт 3
* * *
Отголоски, крики, треск костров, запах гари, стрельба и
лязганья стали - вот какие звуки были постоянными спутниками Рене, пока он
выбирался из окрестностей Брануа, минуя посты солдат и скопления народа,
выбирая безлюдные улицы и переулки. Город не спал, его трясло и лихорадило, как
и самого герцога. Соборные часы отбили два раза, и смолкли. Подул небольшой
ветерок и запах влажной земли и лошадей стал чувствоваться яснее - неподалеку
находилась гарнизонная конюшня. Темные улицы, которыми проезжал Рене, миновали,
и впереди слышалось какое-то неясное движение. Оконные ставни были закрыты,
огни погашены, калитки и заборы наглухо закрыты.
Если бы еще иметь хоть отдаленное представление, куда ему
бежать! Сен-Казе он знал вдоль и поперек, а вот в Аноре был впервые. Направляя
лошадь то вдоль домов, то скрываясь в тупиках, Рене боялся, что она понесет или
скинет, но ошибся. Конь дышал и шел ровно.
Издали снова послышались тревожные хлопки, и д'Алуа резко
свернул - дорога была перекрыта. Самым верным и безошибочным путем из города
было ехать по центральной улице - она рано или поздно вывела бы его к выездным
постам, но в данной ситуации приходилось плутать в закоулках, и, поворачивая,
Рене каждый раз чудилось, что однажды он окажется в тупике, из которого выхода
уже не будет.
Полчаса блуждания по улочкам с узкими простенками не
оставили даже и тени надежды выбраться из этого города хотя бы к рассвету. И
вдруг, словно в опровержение мыслям герцога, показался просвет - закоулок
выходил на средней величины улицу, по которой можно было хотя бы примерно
сориентироваться, куда ехать дальше. Дома, что выстроились по обе стороны от
дороги, скорее всего, принадлежали купцам и торговцам со средним достатком.
Рене осторожно огляделся - на открывшемся пространстве
одинокого всадника разглядеть было гораздо проще, чем в полутемном переулке, и
пришпорил лошадь. Конь перешел на рысь, а потом, осмелев, и на галоп. Отзвуки
одиноким эхом отражались от стен домов, копыта гулко и четко отстукивали ритм.
И все шло гладко, пока на одном из перекрестков герцог Шенонский чуть не
столкнулся с другим спешащим куда-то всадником.
- Инфидель раздери, сударь, - черноволосый мужчина, весьма
похожий на аржентийца, одернул повод своего коня. - Смотреть надо, куда мерина
своего заворачиваешь!
Лоб мужчины рассекал длинный неглубокий порез, а рубашка на
груди вся пропиталась кровью.
- Вы тоже оттуда? - не обращая внимания на раздраженный тон,
спросил Рене.
- Прямехонько из Царства теней, - поддакнул новый знакомец,
выравнивая постоянно норовящую встать на дыбы лошадь. - Куда направляетесь?
Фиель-Ри пожал плечами и поинтересовался:
- Вы случаем не знаете, как выехать из города?
- Предположим, - вызывающе откликнулся грубиян, ослепительно
и совершенно незлобно улыбаясь. - Но мне не нужны спутники.
И тут черноволосый заметил кольцо у Рене на мизинце.
- Откуда оно у вас? - черные брови поползли вверх.
- А вам какое дело? - в тон аржентийцу огрызнулся д'Алуа.
- Вы даже не представляете, - вся напускная грубость южанина
испарилась. - Это же наше спасение! С этим наши шансы возрастают в разы! Тот,
кто дал вам его, наверняка, очень вами дорожит. Пожалуй, я составлю вам
компанию.
Рене, лишь теперь обратил внимание на довольно грубое кольцо
из чистого золота с изображением то ли волка, то ли собаки. Загадочная дама
предпочла остаться неназванной, но если бы не она, одному Пресветлому известно,
что бы с ним было сейчас, и где бы он был! И что стало с ней? Не солгала ли ему
насчет того, что ей ничего не грозило, и она была в безопасности? Надо было не
слушать ее и увести оттуда силой, но она не позволила бы... Увидятся ли они хоть
когда-нибудь?
- Разворачивайтесь, вы ехали не в ту сторону, - аржентиец ловким движением заставил лошадь повернуться и кивнул Рене.
- Рене, герцог Шенон д'Алуа сеньор де Фиель-Ри, - представился он.
Южанин расхохотался:
- Немудрено, что тебя ищут! Арданцы бродят по Аноре, а об этом никто и не подозревает! Обыскали все Брануа... Кстати, мы можем перейти на «ты».
- Я не против, а куда мы едем?
- Вперед! А там видно будет... - многообещающе заявил южанин.
Аржентиец продолжал посмеиваться, пока их лошади набирали ход, но не выдержал и все-таки высказал причину своей веселости:
- Тупицы, перерезать столько народу и дать уйти одному, кого в первую очередь и должны были отправить к Страннику! А ты дьявольски удачлив, дружище!
Да... Ему всегда везет, но упаси Идущий завидовать этому везению!