Глава 6. «Веселый поросенок»


Селестиния. Кратильонская провинция.
Кордэнский тракт. Город Малые степняки.
Ночь с 16-го на 17-е дня имреса 1127 г. Одиннадцатой эпохи по н.л.



Трактир назывался «Веселый поросенок», хотя не совсем понятно, почему именно «веселый» и почему «поросенок», потому как на вывеске красовался отъевшийся, упитанный хряк, растянувшийся на тарелке, больше походящий на небольшого кабана, чем на свинью и тем более на поросенка. Оставалось надеяться, что заведение стало именоваться так благодаря доброму нраву хозяина и главному блюду, которое подавали в его трактире.
Глядя на мирно спящий в низине город, можно было смело предположить, что лет двадцать назад Малые степняки были крупной, хорошо развивающейся деревней, с течением времени превратившейся в приграничный, весьма успешно растущий городок, в чем главную роль без сомнения сыграла близость к государственной границе и главному тракту, ведущему в Кордэнию.
На улице заморосил мелкий дождь, в то время как четверо господ сворачивали с тракта к уютному городку. Огни как назло приглашающе горели, а мелкая морось, сносимая ветром, била по лицу, так и норовя забраться под плащ.
Рене непонятно почему непреодолимо клонило в сон, то ли из-за погоды, то ли от голода, но, несмотря на это, он настаивал на продолжении пути и, если бы не возобновившийся дождь, поставивший все точки над «i» и вынудивший герцога скрепя сердце согласиться на остановку, он ни за что бы не отступился от своего убеждения ехать дальше.
И вот через четверть часа герцог Шенонский и двое его попутчиков сидели за столом, а перед ними источал манящие запахи горячий ужин. Жареная, на совесть проперченная свинина с тушеными овощами пахла просто обворожительно, и господа сопровождающие, недолго думая, накинулись на еду, смачно причмокивая и в перерывах потягивая херес.
В «Поросенке» было на удивление уютно и чисто, за своим заведением хозяин следил лично, и следил весьма неплохо: ровно выставленные столики с довольно чистыми скатертями, стулья, при входе даже некое подобие коврика для ног.
Сеньору д’Алуа было прекрасно известно о пагубном воздействии вина на пустой желудок, но его привлекла оживленная беседа, которая происходила в эту минуту между владельцем заведения и лейтенантом де Пуаньяром:
- Что значит: нет мест? – возмущался военный. - Мой хозяин – кордэнский дворянин, он не может ночевать в одной комнате с салиром! Что тут у вас за порядки такие?
- Сударь, послушайте, погода не сахар, а проезжающих нынче много, так что плюнуть негде. Мест нет, все забито. Через неделю у Ее высочества принцессы день рождения, благородные господа спешат на праздник. Я вам предложил свои лучшие комнаты, уж извольте пожаловать в них…
Но, видимо, Пуаньяр был не из тех, кто быстро соглашается на чужой расклад. У таких людей своя правда и свои условия:
- Если вы сию же минуту не предоставите моему господину отдельную комнату, мы найдем другой постоялый двор и остановимся там, слышите? - на что хозяин, сначала державшийся с достоинством и некоторым упрямством, заметно погрустнел и нахмурился: его трактир благоденствовал – посетителем больше, посетителем меньше, но чтобы клиент ушел от него к другому – ну уж нет! Такого он позволить себе не мог. Репутация - вещь обязывающая, и ее надо поддерживать.
Пуаньяр все-таки выторговал две отдельные комнаты, и, бросившись на скрипнувший стул, налил себе полный стакан крепленого белого вина со словами:
- У, шельма!
- Что, - подхватил разговор тот, что покрепче, - сломался?
- Да за десяток ринаров он и не то бы сделал, - расхохотался белобрысый и обратился к Рене, молча сидевшему у стола. - Вы бы съели чего-нибудь, герцог! Дорога не близкая.
- А я слышал, напротив, что на ночь лучше не наедаться, - хохотнул коренастый, за обе щеки наворачивая кусок мяса.
- Успокойтесь, господа, я не голоден, - задумчиво ответил сеньор де Фиель-Ри, рассматривая за спиной попутчиков кого-то у стойки.
Лейтенант проследил за взглядом Рене и расплылся в ухмылке: стройная молодая женщина в фартуке с заколотыми на затылке золотыми волосами, убранными под чепчик, смотрела на герцога, мило улыбаясь ему.
- Хозяйская дочка, - пояснил Пуаньяр. – Недурна.
Рене посмотрев на военного и в то же время как-то мимо него, встал, и лейтенант дал ему ключ:
- Второй этаж, дверь напротив лестницы.
- Благодарю. Спокойной ночи, господа.
- И вам того же! – пожелал в ответ Пуаньяр.
Когда герцог ушел, тот, которого Рене про себя окрестил Костоломом, бросил сквозь зубы, едва сдерживая улыбку:
- Да, ночь будет спокойной. Даже чересчур. Но как же хорошо, что он ничего не ел!
- Почему? – удивился белобрысый.
- Дурак! – буркнул тот. - Нести будет легче…


* * *


Ветер задул одиноко горевшую свечу, и в комнате стало совсем темно. Где-то во дворе жалобно, протяжно завыла собака.
Неужели погода опять испортиться? Ну и осень! Сплошные дожди. Что же будет в собьире?
Рене открыл глаза и прислушался: в воздухе ощутимо пахло цветущей полынью - горечью тянуло из открытого настежь окна. Герцог с детства привык спать с распахнутыми ставнями, и никакие уговоры и предостережения не могли заставить его изменить своей привычке.
Небо постепенно расчищалось, а грозовые тучи отступали на восток, и только где-то на горизонте поднебесье озарялось секундными вспышками – там, где была гроза. До петухов было еще далеко, и на темном бархате одна за другой зажигались яркие звезды, мелкими точками рассыпанные по небу чьей-то щедрой рукой. Ночная тишь настойчиво проникала в комнатку вместе с редкими дуновениями ветерка.
Постель еще хранила ее тепло. Напуганная то ли бурей, то ли своей собственной смелостью, она пришла к нему посреди ночи, когда гроза была в самом разгаре.
… Это буйство природы и всполохи молний, освещавших бархат темно-синего неба, почему-то и пугало и успокаивало его, а в ее широко открытых глазах сиюминутно отражался блеск молний, но она его не боялась, словно они были одной с ней природы. И, напротив, затаив дыхание, ждала, пока громовой раскат достигнет цели и пронесется над крышей дома. Небо кромсало и рвало изломами змееподобных молний, ливень бушевал в пляске с ветром, бившим по веткам деревьев, и все это неистовство разыгранного стихией спектакля завораживало, и раз за разом не переставало удивлять своей непреходящей красотой…
Как ее звали? Ах, да… Он даже не успел спросить ее имени, что, однако, не мешало ему помнить запах спутанных золотистых волос и звук ее голоса, сливавшийся с его в один. Он не праведник и не давал обет целомудрия, а она выказывала ему явную симпатию еще за ужином. В конце концов, она сама пришла, и подарила ему несколько незабываемых, прекрасных минут…
Часа через четыре рассветет.
Герцог Шенонский потянулся и зевнул. Рене хотел было зажечь свечу, но тут скрипнула половица, и он заметил, что щель между стеной и дверью начала стремительно расти. Помимо воли он закрыл глаза, хотя в темноте никто бы не смог понять, что он не спит. Вошедший человек, мягко ступая по дощатому полу, подкрадывался к постели, где, по его мнению, спала жертва.
Стрелять было нельзя – так перебудишь весь дом, значит, придется вручную. Этот грабитель не первый на его памяти. Решил обчистить кошелек постояльца, мало того – еще и прикончить его обладателя. Не ново.
Снова завыла собака. Вор на миг замешкался, но герцогу хватило и этого: незваный гость схватился за грудь и с грудным стоном повалился на пол.
Ну вот, теперь буди трактирщика, все объясняй ему, отдых испорчен.
Рене зажег-таки свечу, затеплился слабый огонек, и круг света вырвал из ночи мертвое лицо.
«Странник возьми! Свои!» - полоснула рассудок полная абсурда мысль. На полу лежал мертвый лейтенант Пуаньяр.
Но времени на размышление не было: за дверью послышались негромкие шаги, и Рене, выхватив кинжал из груди своего бывшего спутника, чертыхнулся про себя и взвалил тело на кровать, поспешно накрывая его одеялом. С молниеносной быстротой и проворством он схватил ножны со шпагой и отскочил от узкой кровати, вмиг оказавшись за дверью. Насторожившись, он затаил дыхание: пришел один, жди и других.
Без свеч в комнатке было темно, хоть глаз выколи, но сейчас темнота играла ему на руку, кто бы ни вошел к нему, отсюда не отличишь, кто лежит на кровати, да еще и под покрывалом.
Через секунду дверь начала медленно открываться, показалась чья-то рука, державшая стилет, похожий на его собственный. Убийца не сделал еще и пары шагов от двери, когда почуял неладное, но реакция герцога была мгновенной: не покидая своего укрытия, он обхватил первого за шею и сделал один единственный выпад, попавший точно в цель – шпага вонзилась непрошенному гостю, шедшему вторым, в грудь. Так и есть, коренастый…
- Тебе конец, ты покойник! - осипшим голосом прошипел светловолосый, тщетно пытаясь высвободиться из крепкой хватки д’Алуа. – Если ты убьешь меня…
Договорить он не сумел – герцог резким движением свернул ему шею, и лишь потом позволил себе отдышаться - сердце стучало как бешеное. И вовсе не потому, что убийство было противно его природе, он убивал в своей жизни достаточно, и мир не раз уходил из-под ног, а Странник поджидал его с распростертыми объятиями. Ждал тогда, подождет и теперь… Еще много нужно успеть сделать. Для себя он зарекся в одном: после всего этого путешествовать только в одиночку.
События неохотно, медленно и болезненно начали вставать на свои места, пока Рене обыскивал комнаты своих убийц. Так вот, почему они хотели ехать через Монртези, вот почему убеждали его остановиться, не доезжая до границы! Умники! Проявили самодеятельность или действовали по чьему-то приказу? И как он раньше не догадался? Проклятый Сокол, ну и длинные же у него руки! Продажные псы! Однако интересных же людей держит у себя на службе Франциск! Надо ему рассказать, вот он удивиться…
Найдя нужные для переезда через границу документы и деньги, герцог вернулся к себе в комнату, где запах полыни мешался с запахом крови. Оставив плату за ночлег на столе, он развернулся и, притворив дверь, быстро спустился по лестнице. Благо, его комната находилась как раз напротив.
На заднем дворе, оседлав в конюшне свою и еще одну запасную лошадь, принадлежавшую старшему лейтенанту и оставшуюся отныне без хозяина, он выехал со двора, направляясь к тракту.
Ни доброй дороги, ни спокойной ночи не вышло… Хотя чем эта дорога хуже той, что была в Альбе? Разве что на этот раз ему повезло намного больше. Это все твое везение! Ты необыкновенно удачлив, Рене Шенонский! Только вот удача эта какого-то странного рода. Может быть, уже пора начать привыкать?
Жаль трактирщика: наутро в «Веселом поросенке» будут отнюдь не веселые вести.