Глава 4. Черный ПринцГлава 4. Черный принц
Селестиния. Феррэрская провинция. Ратрэ. Фэлльская крепость.
16 день имреса 1127 г. Одиннадцатой эпохи по н.л.
Стук тюремных замков, монотонный звон капель протекающей где-то крыши, покрики стражи, бормотание заключенных и тусклый свет из маленького окошка с решетками под самым потолком – каждый звук откликается эхом в измученной голове, тело болит и хочется, чтобы настала тишина и все замолчали, но не хватает сил заставить их сделать это. Мысли в беспорядочном движении кружат в голове, не давая покоя, словно ты должен был что-то сделать, но забыл.
Твоя память не подчиняется тебе: воспоминания скачут проворнее солнечных зайчиков, которых здесь нет и быть не может. Розовые прожилки мраморных колонн, шепчущиеся между собой и раскачивающиеся деревья, молодая, приминаемая ветром к земле трава, поле стелется и зеленеет, насколько хватает глаз. Блестящий, но ничем не пахнущий тюльпан… Зато вместо этого пахнет гарью, и еще чем-то… Но память лжет, обманывает, водит кругами, не показывая всего. Может быть, и можно что-то исправить, но только не остекленевший синий взгляд, теперь уже безразличный ко всему, направленный в небо.
Боль плещется внутри и накатывает на остатки разума, как пенящиеся волны на прибрежные скалы, и тут же отпускает, чтобы повторить все сначала. Она снова начинает проваливаться в сон, но так и не переступает черту, которая отделяет его от реальности, продолжая все слышать и чувствовать. Конечно, если бы оставалось хоть немного сил, нужно было бы встать, осмотреть рану, понять, какое время суток, но расслабленность и смертельная усталость сделали свое дело – ни о чем другом, кроме сна, думать не хотелось. Кровь набатным колоколом стучит в висках, заглушая даже головную боль. Всплывают какие-то отрывки фраз. Множество голосов роятся в голове, одни зовут, другие шепчут, третьи – просто кричат.
В нос ударяет запах нечистот, сырости, холода, плесени… Она чувствует себя настолько слабой, что с трудом может разомкнуть веки и открыть глаза. Спина затекла, окоченевшие руки не желают слушаться. Но она садится, поддерживая одной рукой другую и прислоняясь спиной к промозглой и холодной стене, от прикосновения к которой по телу начинают бегать мурашки. Рана справа не кровоточит, хотя, судя по ее размерам, вообще непонятно, как она до сих пор еще жива?
… рана в руку, царапина на левом боку и главное – то, что отнимает последние силы, а вскоре отнимет и жизнь...
С другой стороны, она не знает, ни где находится, ни сколько времени ей пришлось провести здесь. Но как же болит в боку! Воспаление запущено, ему не меньше двух-трех дней, и бред, скорее всего, тоже от раны.
В полусознательном состоянии она неустанно пытается вспомнить в деталях, что с ней произошло за недавнее время, и как она оказалась здесь. И память возвращается, медленно, неохотно, с большими усилиями, но возвращается.
Один из поздних теплых летних вечеров, потрескивание поленьев в камине, и успокаивающий голос, убеждающий ее в том, что это задание – одно из тысяч, ничем не отличающееся от остальных. И все же она понимает, скорее даже чувствует, - оно другое. По голосу собеседника, по его движениям и взгляду. Уж больно напутственные речи отдают прощанием. Ему жаль? Скорее да, чем нет… Хотя кто знает. Однако их трудно упрекнуть: он использует ее, она – его. Что же здесь плохого? Их отношения можно назвать взаимовыгодным сотрудничеством, от которого она, даже если бы захотела, не смогла отказаться. Раньше было даже немного не по себе, теперь – нет уже ни страха, ни удивления. Сколько раз еще это будет повторяться? Этого не знает никто. И каждый раз будет казаться последним. И не будет им.
- Куда на этот раз? – ее чуть закрытые глаза ласкают языки огня.
А его широкая ладонь ложится на стол, прижимая бумаги.
- Кратильон, Кордэния, Аноре.
- Не близко, – рука сама ложится на шпагу. – Это усложнит дело… А что с пограничной?
- Все здесь. – Он протягивает ей две коблы: одну простую, потертую и другую – запечатанную. – Вас будет четверо… Двое из них вам хорошо знакомы, а третий…