оговоркавсе герои принадлежат В.В.Камше
Ступая наугад в темноте
Часть 1 Герцог Эпинэ шел по темным коридорам Багерлее, изредка помогая себе рукой и опираясь о холодные камни толстых тюремных стен. Не отставая ни на шаг, позади него брел Повелитель скал, бледный, как сама смерть.
Пламя факелов, висящих в железных подставках по стенам, где они проходили, неуверенно колебалось, видимо, из-за неизвестно откуда взявшегося сквозняка, который, один раз заплутав, бродил теперь по одиноким коридорам главной тюрьмы Олларии. Да, именно Олларии. Пусть на людях Эпинэ должен скрепя сердце называть Талиг Талигойей, а Олларию Раканой, но нет ничего хуже, чем лгать самому себе, потому что когда ты лжешь другим, становится так легко солгать и самому себе. Однако про себя Робер что есть сил отказывался признать неизбежное. Хотя, возможно, скоро все изменится. Рано загадывать.
Странно, непривычно. Он не раз убивал в военное время, но сегодня, оставив позади себя несколько перерезанных глоток, Эпинэ как никогда ощутил всю мерзость того, что ему приходилось делать. Тошнота раз за разом подступала к горлу, и хотелось кричать, да так, чтобы содрогнулись стены.
С каждым новым трупом дорога назад становилась все призрачней, а будущее еще более туманным. Разрушить дружбу с Альдо оказалось на диво легко, как будто они не были столько лет почти лучшими друзьями. Робер представлял себе выражение лица своего сюзерена и анакса, когда тому доложат о поступке его маршала. Пусть из тебя вышел никудышный интриган, а вот предатель из тебя получится отменный! Хотя спорный вопрос, можно ли назвать предательством то, что, как подсказывает сердце, является наиболее правильным и закономерным?
Лэйе Астрапэ, неужели эта проклятая лестница никогда не кончится? Поворот, еще и еще… коридор. Темнота. Кэртиана погружается во тьму. Почему такие странные ассоциации?
Он был в Багерлее однажды. Судя по рассказам коменданта, Ворона перевели в другую камеру. Теоретически Робер помнил, где она находилась, но крепость была под стать лабиринту. Тут и с подробной картой заплутаешь. Только бы не заблудиться! Только не сейчас!
Сзади тихо шмыгнул носом Дикон. Повелитель молний бросил быстрый взгляд в сторону юноши: что ему пришлось пережить сегодня, а что еще предстоит! Но не взять мальчишку Эпинэ не мог. Тот сам настоял, и Роберу на миг показалось, что он раскаялся в том, что пытался отравить своего эра, то есть Монсеньора. Хотя к чему такая уверенность? С другой стороны, если ты сам блуждаешь в потемках, это не значит, что и остальные пребывают там же. И все же по виду Дикона не скажешь, что он понимает, что происходит и зачем здесь. А когда поймет, будет поздно. Что ж, выбор мы делаем лишь однажды.
Сам он не сумел вовремя решить для себя, пусть хоть у Дикона будет шанс. Будучи военным, Маршал Талигойи прекрасно понимал и давал себе отчет в том, что, как только Алва окажется на свободе, Ракана будет фактически обречена. И главная задача герцога Эпинэ теперь: сохранить жизнь тем, кого еще можно спасти.
А Алва сегодня ночью выйдет из Багерлее, или он не Повелитель молний.
После шутовского процесса, проведенного над бывшим Первым маршалом не нужно быть прорицателем, чтобы догадаться, какая участь ждала Ворона. Признанный судом эориев виновным по всем пунктам обвинения, герцогу Алва были отпущены последние дни на раскаяние и покаяние, которые были нужны бывшему Первому маршалу как Леворукому Рассветные сады.
Альдо упоминал что-то про Ворона, говорил, что теперь им не стоит опасаться Алву, но Повелитель молний слушал своего короля вполуха, слишком много неразрешенных проблем было у него за спиной. Тогда Эпинэ не принял слова друга всерьез, а сейчас мысленно ругал себя. Он мог поклясться, в них было нечто важное.
Казнь назначили на следующую неделю, но отчего-то Роббер был убежден, что Алва непременно заболеет чем-то, его укусит чумная крыса или он заколет себя непонятно откуда взявшимся в камере, которую просматривают чуть ли не каждый день, кинжалом, и таким образом, не доживет до казни. Ворон-самоубийца! Что может быть страшнее и одновременно несуразнее?
Нет! Этого не должно произойти, нельзя было позволять Альдо дотянуться до Олларии, а теперь остается только одно.
Своей кровью, но Эпинэ освободит и поклянется в верности бывшему врагу и предаст бывшего друга. Судьба сыграла с нами злую шутку. Что же, пусть так. Ардэ!
Робер покрутил в руках ключи, отобранные у коменданта, которого пришлось связать и воткнуть в рот кляп. Альдо узнает, и, вероятно, назначит награду за голову своего Маршала, а последний будет вечно гореть в Закате за то, что сделает, но все это потом, а сейчас…
Последний поворот, низкий свод потолка, пара шагов, и они на месте. Первый ключ повернулся легко, даже чересчур. Приглушенно скрипнула, открываясь, обитая железом высоченная дубовая дверь.
Комната, разделенная решеткой пополам, встретила Эпинэ и Окделла настороженной тишиной и мраком. За толстыми прутьями не угадывалось ни шороха, ни движения, ни каких-либо признаков жизни, и Робер на секунду даже подумал: «Уж не засада ли? И не перевели ли Ворона дожидаться казни в другое место, которое никому, кроме Альдо I, не было больше известно?»
- Герцог Алва, вы здесь? – неуверенно позвал Иноходец.
Но сомнения рассеялись так же быстро, как и появились.
Ворон выплыл из мрака так неожиданно, что Дик испуганно отшатнулся от решеток.
Черноволосый герцог был бледен, но спокоен.
- Господа? – тонкая бровь взлетела вверх.
- Слава Создателю! – тем не менее выдохнул еле живой Дикон, понимая, что в случае, если бы Алвы на месте не оказалось, на его месте могли оказаться они с Робером.
- Скорее Леворукому, - поправил его Робер. – Он действительно заботиться о своих любимцах. Но не будем мешкать.
Эпинэ, подобрав нужный ключ, поспешно раскрыл дверь. Алва оглядел открывшийся перед ним проем и перевел взгляд на своих спасителей.
Дикон в молчании подал Эпинэ плащ и шпагу с кинжалом, которые тот протянул Алве.
- Возьмите, сударь. Пока мы не выехали за пределы Ра… Олларии, нам грозит опасность. Будет лучше, если в случае чего вы сможете защитить себя. Но я надеюсь, что это не понадобится.
Первый маршал вместо какой-нибудь едкой шутки только кивнул головой и пристегнул к поясу оружие, накинул на черную рубашку с кэналлийской вышивкой плащ и поднял синие глаза на Робера, словно вопрошая: «Что дальше?»
Эпинэ вздохнул и махнул головой.
Три тени слились с мраком ночи. Скользя по стенам, исчезая, растворяясь.