Вселять надежду – не значит обнадеживать напрасно... (с)
Вселять надежду – не значит обнадеживать напрасно... (с)
После субботнего воздержания от инета по вине недееспособных сотрудников локальной службы, именуемый инетом все же был снова подключен, а моя вера в людей востановлена.
суббота, 27 октября 2007
Вселять надежду – не значит обнадеживать напрасно... (с)
| Если бы вы учились в магическом университете, то… ваш факультет - факультет нечистой силы, а специальность «вампир». |
Стоит вам улыбнуться, и выражения лица собеседника, сразу подскажет вам, на какой факультет вам пора идти. |
| Пройти тест |
понедельник, 22 октября 2007
Вселять надежду – не значит обнадеживать напрасно... (с)
Рекомендовано. Минздрав предупреждает: выезд санитаров оплачивается за счет клиента.
И в довершение: для самых крепких и телом, и духом:
И в довершение: для самых крепких и телом, и духом:
воскресенье, 21 октября 2007
Вселять надежду – не значит обнадеживать напрасно... (с)
Мдя...
суббота, 20 октября 2007
Вселять надежду – не значит обнадеживать напрасно... (с)
Вселять надежду – не значит обнадеживать напрасно... (с)
Вселять надежду – не значит обнадеживать напрасно... (с)
На улице такой туман
, что в начале кажется - снегопад.
С утра первым делом за даер, а не за завтрак.
Идея не просто сформировалась, но и заговорила. Не согласна с "Не говори гоп, пока не перепрыгнешь", потому что говори-не говори, прыгать придется.
ЗЫ: учеба будет теребить и мешать, но мы в этом деле не новички.
, что в начале кажется - снегопад.С утра первым делом за даер, а не за завтрак.
Идея не просто сформировалась, но и заговорила. Не согласна с "Не говори гоп, пока не перепрыгнешь", потому что говори-не говори, прыгать придется.
ЗЫ: учеба будет теребить и мешать, но мы в этом деле не новички.
пятница, 19 октября 2007
Вселять надежду – не значит обнадеживать напрасно... (с)
А здесь понравился кавайный кэн, долго смеялась...
Вселять надежду – не значит обнадеживать напрасно... (с)
| Твоя душа, это душа лунного эльфа |
Лунные мечтательны, отстранены от мирской суеты и необщительны. Правда, если их зацепит тема разговора, могут болтать часами и даже днями. Лунные эльфы изменчивые творческие личности, они так же легко идут по жизни, как луч луны скользит по воде, и так же ярко запоминаются видевшим их. Как правило, лунные эльфы – это философы, менестрели, художники или странники. |
| Пройти тест |
четверг, 18 октября 2007
Вселять надежду – не значит обнадеживать напрасно... (с)
Глава 8. Красные волки Брануа или то, что открывает двери
Не по себе
От этой тихой и чужой зимы,
С которой я на «ты»,
Нам не стерпеть друг друга.
И до войны
Мне не добраться никогда,
Моя безумная звезда
Ведет меня по кругу.
Би-2, Серебро
Кордэния. Легардийская провинция. Аноре. Брануа.
Ночь с 23-го на 24-е дня имреса 1127 г. Одиннадцатой эпохи
по н.л.
Нескончаемый проливной дождь, словно сговорившись с ветром, туманом и пронизывающим до костей холодом гнал герцога Шенонского до самой столицы Кордэнии. Вода лилась за шиворот, а на одежде молодого человека не осталось ни единой сухой нитки. Засыпая на ходу, он периодически выпрямлялся в
седле, отгоняя навязчивую, бесцеремонно заявляющую о себе сонливость. Плохих новостей было хоть отбавляй: мокрый как мышь, уставший, голодный, замерзший герцог не мог позволить себе закрыть глаза и заснуть в седле, когда до цели оставалось рукой подать, остановиться он также не мог. Герцог почти не ощущал своего тела, оно ныло, и его сводило судорогами, и, казалось, что холод проникал даже под кожу, навсегда обосновываясь там. Лошадь хрипела, еле переставляя ногами, несмотря на то, что конек ему попался на удачу крепкий, даже он был вымотан до предела - Рене надеялся, что животное не упадет за
несколько керн до Аноре, иначе и ему конец - без лошади он просто околеет на дороге, потому что идти ногами сил нет. Хорошая новость была только одна: до столицы оставалось ехать не больше получаса. На горизонте из-за холмистой местности вот-вот должны были появиться окраины Аноре. Каким же долгим оказался путь сюда...
* * *
Брануа встретил д'Алуа настороженной тишиной и сдержанным гостеприимством, каким обычно встречают равнодушные хозяева нежданных гостей, прибывших в неудачное время в неудачное место. Пока вода сочилась прямо за воротник, Рене, пуская коня по размокшему месиву дороги, мог только мечтать о
том, чтобы побыть в тепле и согреться, а сейчас, когда вскипяченный изансэ стоял на столе рядом с широкой кроватью и уже с минуту заманчиво дымился, герцог все смотрел на тонкие струйки горячего дыма,
поднимавшиеся над напитком, даже не прикасаясь к чашке. В комнате до его приезда не топили, и слуге было велено немедленно разжечь огонь. Зябко потирая руки, Рене провел ладонью по лбу, и, несмотря на то, что уже с четверть часа его временное обиталище было протоплено, тепла он не чувствовал. Очередной приступ дрожи не замедлил напомнить мужчине о том, что он болен - семь дней в седле под проливным дождем
почти без остановок совсем подкосили его. Он так сильно устал за эту неделю, что готов был упасть на кровать и забыться сном, но вместо этого подошел к окну и стал бездумно смотреть на город: туман за окном ложился рваными космами, подбирая под себя улицы, крыши домов, запоздалых всадников и прохожих, спешащих домой. Рене не имел свойства страдать приступами меланхолии, однако он всегда
признавался себе, что так торопиться ему не предстоит никуда и никогда. Было ли это к лучшему или наоборот - судить трудно, он, похоже, и вправду начал привыкать к одиночеству, да так и не
заметил, как привык. Имресские вечера короткие, и вот уже шел второй час, как стемнело. Пасть широкого очага проглотила четвертое полено, бумаги он передал, и сейчас можно было лечь и прикрыть глаза -
усталость накатывала неотвратимо сильной волной, виски сжимало невидимой пружиной, и голова болела так, что, казалось, легче пустить себе пулю в лоб, чем терпеть эту давящую боль. Рене вертелся с боку на бок, пока сон не настиг-таки его вдогонку спутанным мыслям. Мучительные сновидения, какие бывают
у больного человека, не хотели отпускать истерзанный рассудок, воскрешая в памяти события последних дней, добавляя к ним какие-то новые оттенки, действия, волнения, лица, которые никогда не существовали и стали порождением сновидения человека, мучаемого жаром и бредом.
Его величество что-то негромко говорил ему, и небольшие глаза Франциска IV с теплом смотрели на д'Алуа, но как Рене ни старался, как ни напрягал слух, суть слов короля уловить так и не мог, они ускользали, просачивались сквозь сознание, не оставляя после себя ровным счетом ничего. Губы короля шевелились,
и неслышные фразы, сказанные непонятно кому, пропадали всуе. Герцог просил повторить сказанное, но приемный отец сдержанно и как-то сурово качал головой. Наконец, неразбериху довершила последняя несвязная сцена: на пороге кабинета появился Пуаньяр со своими дружками, и, залихватски похлопав Франциска по плечу, объявил Арэдору, что Рене перекупили люди Сокола и теперь он работает на
Селестинию, но лейтенант пообещал, что все улажено и волноваться не о чем. Д'Алуа, возмущенный подобной ложью, не собирался выслушивать ее и дальше, однако схватиться с надоедливым и завравшимся военным ему так и не удалось: пол под ногами затрясся, заходил ходуном, Рене пошатнулся, и кто-то прямо в ухо
произнес:
- Герцог, проснитесь! Вставайте!
Тряска продолжалась, и поэтому, хочешь не хочешь, пришлось открыть глаза. Когда зрение сфокусировалось на предмете, который лишил герцога долгожданного отдыха, он увидел женщину, одетую во все черное, с густой темной вуалью, закрывавшей лицо, и длинной двойной ниткой крупного морского жемчуга, спускавшейся до талии.
- Кто вы? - только и смог выдавить из себя полусонный арданец.
- О, сейчас не самое лучшее время для знакомства, - голосок тихий и взволнованный. - Поторопитесь!
Тонкий стан наклоняется, и она по-хозяйски откидывает одеяло, привычным жестом сгребая в охапку ножны со шпагой и заплечным кинжалом. Она передвигается быстро, точно, чуть-чуть резко, но во всех ее движениях сквозит изящество и грациозность.
- Скорее!!!
За дверью в коридоре послышался невнятный шум и отдаленные голоса, и внезапно ночную тишину прорезал истошный, надрывный вопль, то ли женский, то ли мужской - разобрать было невозможно. Д'Алуа вздернул подбородок на шум - но звук не повторился, а незнакомка в черном вся задрожала, ее вуаль качнулась, и она заговорила быстрее, срывающимся голосом, то переходя на шепот, то немного повышая голос:
- Прошу вас, сударь, оденьтесь! Я принесла все необходимое. - Она сунула ему в руки сверток, в котором на поверку оказались завернуты штаны, рубашка, камзол и плащ. - Нам нужно спешить!
Повинуясь ночной гостье, он соскочил с кровати, даже не спросив, что означают ее слова, почему ему, только что приехавшему, нужно опять куда-то спешить и кто она вообще такая. И только Рене успел натянуть камзол, как в дверь начали настойчиво стучать. Женщина вздрогнула и, вцепившись одной рукой в Рене,
потащила его к стене, и, толкнув арданца в какую-то темную нишу, скрывавшуюся за шкафом, зажала ему рот другой, не выпуская ни на секунду.
- Ни слова, если хотите жить! - горячо прошептала она над
самым ухом герцога. - Вы слышите? Ни единого слова!
В дверь уже не стучали, в нее колотили, а потом, вероятно
решив, что все равно никто не откроет, с треском выбили ее. Рене не мог видеть,
что творилось в комнате, где всего минуту назад он спал почти безмятежным сном,
но слышать слышал: лязг амуниции и шпор, топот сапог, резкие голоса:
- Орьен, чтобы его! - послышался басистый
голос.
- Его здесь нет... - зло вторит ему другой.
Несколько мужских голосов сумбурно
переговариваются, и двое укрывшихся в тайнике слышат, как в комнате начинают
двигать и переставлять мебель.
- Что они ищут? - шепотом спросил Рене
свою спасительницу.
- Тшш! - маленькая ладошка накрыла его
рот. - Умоляю, тише!
Шпоры на сапогах тихо позвякивают, и
кто-то повелительным тоном отдает приказы:
- В коридор! Быстрее! Если найдете его, и
он попытается сбежать - стреляйте. Приказ Его величества.
Когда все стихло, по комнате,
посвистывая, неспешно прошелся некто, скорее всего это был тот человек, что
раздавал приказания: он, по-видимому, уходить не торопился. Рене
догадался, что, оставшийся скорее всего не поверил, что герцога нет в спальне.
Фиель-Ри уже совсем перестал соображать, что происходит. Кто эти люди? Что он
делает в шкафу с совершенно незнакомой ему женщиной и зачем она помогает ему?
И вот звуки стихли, но дама в черном
продолжает судорожно сжимать его руку, жадно вслушиваясь в тишину. Мутная
темная сетка вуали слегка колышется в такт дыханию своей обладательницы. Выждав
нужное время, она отпускает его руку и влечет за собой.
Они снова оказываются в злополучной,
перевернутой вверх дном комнате, и Рене, переведя дыхание, спрашивает:
- Кто были эти люди? Чего они хотели?
- А вы еще не поняли? - она смотрит на
него, но лица он разглядеть не может. - Они искали вас.
- Меня? - изумился он. - Но зачем?
- Я не знаю, - тихо отвечает она,
оглядываясь в поисках одной ей известной вещи. - Это королевская охрана. Отсюда
нет другого выхода, идемте, - ее ручка оказывается в его, и ночная гостья, приоткрыв
дверь в коридор, всматривается в темноту и в отдельные проблески света,
вырванного у мрака факелами.
Некоторое время герцог Шенонский, не произнося ни слова,
следовал за ведущей его по мрачным, полутемным коридорам женщиной, рука которой
сильно и одновременно нежно сжимала его ладонь. Он уже сбился со счета, сколько
раз они поворачивали, в первый раз они чуть не натолкнулись на мужчину средних
лет в одном нижнем белье, он с сумасшедшими глазами шарахнулся в сторону,
цепляясь окровавленной рукой о стены, размазывая о серые камни собственную
кровь. У него была отрезана рука - это д'Алуа заметил после того, как его
спутница в черном вздрогнула всем телом, но руку его не отпустила и продолжала
тянуть его за собой.
Потом стало хуже: крики, вопли, стоны слышались все яснее по
мере того, как они приближались к следующему переходу, и когда они попали в
коридор, который был в несколько раз больше того, куда выходила дверь его временных покоев, они оба
невольно остановились: впереди была лестница наверх, у основания которой
растекалась кровавая лужа, в которой лежало сразу несколько человек, две
женщины с ребенком и мужчина.
Рене за свою не самую легкую жизнь успел навидаться всякого,
но такого ему видеть еще не приходилось. Тошнота подступила к горлу, но ему
опять помогла его спасительница, негромко проговорив:
- Не время останавливаться.
И он пошел за ней. Как он мог ей доверять? Какая-то
незнакомка вела его сквозь пропитанную кровью ночь, а он даже и помыслить не
мог, что следующий поворот приведет их к гибели? Или только его?
Кто с
факелами, кто со свечами, а кто и без всего, держа за руки друг друга или
поодиночке... Люди куда-то бежали, и им двоим приходилось идти то по течению, то
против него. Кто-то на глазах Рене упал с лестницы, по нему прошлись, какой-то
старичок даже ухитрился перепрыгнуть через упавшую на мраморные плиты девицу.
- Где? Откуда?
- кричали в толпе, образовавшейся у выхода.
- Там! Там!!!
- истошно вопили, указывая назад, за спины.
- Скорее!!!
- Пустите, да
дайте же...
- Нет, Энрико!
Энрико!!! Где ты?
- Здесь не
пройти!!!
Рене с
незнакомкой оказались в самом центре толпы, гонимой дворцовой стражей, и их
понесло вместе с теми несчастными, кого собирались уничтожить во что бы то ни
стало. Этих людей гнал страх, ужас, их били, кололи пиками, резали короткими
широкими ножами, закалывали шпагами, в них стреляли, но они не хотели умирать...
- Держитесь! -
только и услышал он спасительный голос, вцепившись, что есть сил, в ее ладошку.
Вдруг двери из
бокового прохода распахнулась, и у стражи появилось подкрепление. Кому-то с
длинными светлыми волосами в паре ун впереди от Рене вспороли горло, кровь
фонтаном брызнула на ближестоящих людей, запертых в ловушку пик, больше
половины из которых уже насадили на них.
Пол покрывался
трупами за считанные секунды, их уже было настолько много, что герцог боялся
наступить на кого-нибудь. С женщин сдирали одежду, мужчины в одних штанах,
кто-то в подштанниках или вовсе голые пытались скрыться от преследователей, но
им стреляли в спины, еще живых волокли по полу за волосы, били носками сапог.
- Аааааа!
Убийцы! - с завыванием заорал мужчина.
Всемилостивый,
кто же так кричит?
- Ненавижу!!!
Будьте вы прокляты во веки вечные!
- Это младший! - послышалось в толпе. - И он, даже своих...
Странник, умилостивись! Это твой день...
Рене увидел двоих молодых людей, одного длинноволосого с
распоротым горлом и неестественно подвернутой рукой лежавшего у стены, другой
стоял перед ним на коленях и раскачивался взад и вперед, подвывая, словно
безумный.
- Кто это? - все, что смог выдавить из себя Фиель-Ри.
- Принц, - едва слышно ответила она, на миг окаменев. - Со
своим любовником. Легардийцы и бароны потеряют влияние на какое-то время, пока
он не найдет ему замену.
Герцог Шенонский слышал о странных пристрастиях некоторых
членов королевской семьи, но и представить себе не мог, что это правда.
Пока молодой принц, тщетно хватаясь за труп юноши, оплакивал
его, стража на время прекратила расправу, а потом Рене каким-то образом очутился
на улице. Свежий воздух подул в лицо, и Фиель-Ри остановился, чтобы отдышаться
- оказывается, они бежали, а он и не помнил, он уже многое не помнил из того,
что было до этой ночи, но вот ее не
забыть уже никогда...
- Вы можете объяснить, что происходит? - легкие сводило от
нехватки воздуха. - Если вы не скажете, куда меня ведете, я больше не тронусь с
места!
Его спутница тоже еле держалась на ногах, прислонившись
затылком к стене, и на ее тонкой шее, стекая к ключице, поблескивали струйки
пота:
- У вас есть мать? - безжизненным голосом спросила она.
- Нет.
Как она могла держаться и быть такой спокойной, когда вокруг
творилась вторая Либертинианская ночь?
- А любимая женщина?
- Нет, а что?
- Тогда сделайте это ради себя! Я
не очень хорошо разбираюсь в политике... Не знаю, что было в том письме, что вы
привезли, но я понимаю, когда человеку грозит опасность. Даже животные это
чувствуют. Вы успеете
обдумать сегодняшние события, но лишь после того, как покинете Аноре.
- Но я только приехал! Куда я поеду?
- Я не знаю. У каждого человека есть место, куда он хочет
вернуться, надеюсь, такое место есть и у вас, а если нет... То любое другое
сейчас будет лучше, чем оставаться здесь, поверьте мне!
Рене хотел
ответить, что должен выяснить, что стало с теми документами, ради которых он и
приехал в столицу, но не успел - незнакомка прижала его к стене, совсем как
тогда, в комнате:
- Тише! - зашипела она.
Стук копыт
становится все громче и громче, а потом смолкает.
- А теперь
идите! - отчаянно, умоляюще зашептала его спасительница. - Не испытывайте
судьбу, она сегодня была к вам более чем благосклонна, идите и не
останавливайтесь. Постойте! - рука ложится ему на запястье. - Возьмите это! -
она протягивает ему золотое кольцо в виде герба-печати с изображением степного койота.
- С ним для вас в Кордэнии будут открыты любые двери. Только не продавайте его
- его истинная цена слишком высока. Бегите же! Сначала вдоль стены, в конце вы
увидите коновязь. Возьмите лошадь и спасайтесь.
- А вы? - Рене приблизил тонкий стан к себе, вплетаясь руками в черный шелк платья,
Эта безумная, сумасшедшая полночь сблизила их гораздо больше, чем могли бы соединить любые
узы. - Вы спасли меня, я не уйду без вас!
- А что я? - обреченно протянула она, даже не пытаясь высвободиться. - Это мой дом, каким бы
он ни был, и я останусь здесь. Но идите же! Иначе все мои старания пропадут, и
мне будет грозить бóльшая опасность, если вы останетесь, нежели уйдете! Идите и
живите! А меня ждут...
- Я не забуду
вас! - надев кольцо себе на мизинец, он жадно искал ее ответного взгляда, но
под вуалью разглядеть хоть что-нибудь, кроме блестящих где-то в глубине
огоньков глаз, было весьма трудно.
- Скорее! - торопила она его, мягко забирая свою руку.
Он быстро и трепетно, как птица касается крылом воды, прижался губами к ее ладони, заметив
родинку у нее на руке между указательным и средним пальцем. И, последний раз
вдохнув нежный жасминовый аромат духов, бросился прочь.
* * *
* * *
«Дорогая
сестра! - сказал Карл IX. - На твоем
рукаве кровь!»
«Но какое это имеет
значение, сир?» - сказала Маргарита,
- «Была бы
улыбка на губах...»
А. Дюма
- Ах, вот ты
где! - высокий молодой шатен в белом камзоле стоял, оперевшись на шпагу, с
которой на мраморный пол медленно стекала струя крови. - Я весь вечер искал
тебя.
Женщина едва
успела закрыть дверь, за которой из ее жизни навсегда исчез сероглазый герцог,
и загородить ее собой, прежде чем подошедший черноволосый мужчина обнял ее за
талию.
- Ален, это
ты? - в темноте было почти не разобрать лица, но так говорил и обнимал ее только он.
Она отстранила
его тоненькой ручкой и уставшим голосом, измученно произнесла:
- Оставь меня...
Прислонившись
затылком к двери, она стояла, обняв себя за плечи и откинув с лица черную
сетку. Смоляные завитки волос на висках контрастировали с белизной ее лица, и
вьющиеся от природы волосы собрались на груди.
Заметив кровь
на его белом камзоле и на оружии, она спросила дрогнувшим голосом:
- Ты ранен? У
тебя кровь...
- Я цел, -
успокоил ее Ален.
- Слава
Идущему... - Всевышний! Что она говорит? Ведь если он невредим, это означает, что
погибли другие...
Молодой
мужчина с острым, жестоким взглядом, прищурившись, испытующе спросил, выискивая
глазами причину ее нахождения в одиночестве в полуподвальном помещении дворца:
- А что здесь
делаешь ты? И почему ты надела вуаль? Знаешь ли, не лучшее время скрывать свое
лицо!
- Мне ничто не
угрожает, не волнуйся... - Когда этот день закончится? И когда она сможет
закрыться у себя в комнате и броситься на кровать, уткнуться в подушку,
заснуть, забыть... Или теперь уже никогда? Ведь эта ночь будет продолжаться, пока
она жива, пока живы те, кто устроил это побоище, на чьей совести несколько
сотен убитых и искалеченных или посаженных в тюрьму. Тех,
кого будут пытать, а затем все равно осудят и казнят.
- Твоя матушка, несомненно, гордилась бы тобой, - уверил
Ален.
Мать умерла всего год назад, а, кажется, прошла целая
вечность. Жесткая, подчас жестокая, очень своевольная женщина, она пережила и
сестру, и мужа, чтобы стать королевой Кордэнии на тринадцать лет. Ален был
прав: Фон Эклихи, равно как и Бремоны, никогда не отличались излишней
чувствительностью, и мать была ярчайшим примером железной хватки, свойственной
всему роду Бремонов д'Орруа, хотя и относилась к нему лишь косвенно. Поэтому-то
герцогиня де Ревиар и не любила ни вспоминать, ни тем более говорить о своем
прошлом: вопрос о происхождении был самым болезненным для нее, и после
упоминания о жизни до появления в Брануа у нее каждый раз портилось настроение.
Племянница
Карлоса III и дочь
старшей сестры короля Аржентии, Каролина прекрасно понимала, что дорогу к трону
Сорэно ей не пройти: она была всего лишь четвертая на очереди, пока в том же
1103 году не родился Сезарио, третий сын Карлоса и четвертый ребенок короля и
Эдельмиры Моррон-Арэдор, его супруги.
И пусть наследница
известнейшей в Висконтии фамилии была старше Серхио, наследника престола и
первого ребенка своего дяди, на двенадцать лет, право на трон по закону
принадлежало именно ему. К тому же она была женщиной, и женщиной весьма
честолюбивой. Пережить и смириться с подобной ситуацией целеустремленной
Каролине было крайне трудно, а тут представилась более или менее перспективная
возможность, за которую она и не преминула ухватиться, - брак с младшим братом
Антуана II. Она уже на
протяжении восьми лет всей душой завидовала своей сестре Генриетте (сестра
успела родить к тому времени двоих сыновей), которой мать с отцом подобрали
прекрасную партию - и никогда не имевшая далеко идущих планов, даже не
воображавшая себя где-нибудь в другом месте, кроме как в ее маленьком домике,
подаренном отцом, в Виррейро или в Эклихсхофе. Вот эта ее молчаливая, забитая
старшая сестренка выскочила ни за кого иного, как за принца Антуана, став
королевой! А ей, Каролине, достался только принц. И где в этой жизни
справедливость?!
Однако,
совершенно закономерно предполагая, что младший брат всегда может занять место
старшего, она, не колеблясь, приняла предложение короля Кордэнии, направленного
ей от имени принца Рихарда.
Младшему Бремону с детства было известно, что ему предстоит
жениться на ком-нибудь, кого выберет для него его царствующий брат, но,
остановившись однажды на одном из постоялых дворов на пути в Легардийю, герцог
Ревиар встретил там девицу, работавшую горничной, и вытащил ее в люди, выпросив
для нее у брата титул и земли. Рихард Бремон даже планировал представить ее ко
двору и жениться на ней, однако при заявлении принца о его непреклонном
намерении, король решил, наконец, пресечь эту связь, не сулившую стране ничего
хорошего. Обычное увлечение, будь оно таковым, Антуан еще мог простить брату,
но чтобы простолюдинка претендовала на престол, да скорее Странник снизойдет в
Арсанну! Не бывать этому!
Вскоре после
этих событий состоялась пышная свадьба Каролины фон Эклих и Рихарда Бремона
д'Орруа, но спустя год принцесса начала замечать охлаждение по отношению к ней
ее мужа. Принц стал часто пропадать ночами, и Каролина со своей женской
проницательностью не могла не догадаться, что было тому причиной - она
прекрасно знала о том, насколько ее супруг был падок на женскую красоту, но до
времени терпела. К тому же как назло она начала полнеть, тогда как Генриетта
как была худенькой, так и осталась ей. И все же возможность играть на вторых
ролях племянницу короля Аржентии не прельщала, и тогда, объяснив деверю
ситуацию, она призвала на помощь все свое обаяние и настояла на том, чтобы
король приструнил гулящего, как кот, брата, применив свое последнее оружие,
чтобы удержать его рядом с собой и не потерять то, что с таким трудом приобрела
- родила ему ребенка.
Рихард Бремон
всегда мечтал о наследнике или на крайний случай наследнице - это была его
слабость, которой грех было не воспользоваться. Шарлотта оказалась
незапланированным, случайным ребенком, и принц не устоял - та, с которой он
долгое время встречался, так и не смогла родить, и он расстался с ней. Его уход
стал для женщины роковым - она исчезла из своего столичного дома, и больше ее
никто не видел. Имущество было передано казне, а титул отобран. Принцу сказали,
что его бывшая возлюбленная решила покинуть Кордэнию, на что он лишь пожал
плечами. Происшествие было замято.
Через
несколько лет Генриетта скончалась при родах, ребенок тоже не выжил. Сестра
всегда отличалась слабым здоровьем, а рождение мальчиков и вовсе подкосило ее.
Король овдовел. Но герцогине де Ревиар и в то же время Ее высочеству принцессе
не вечно суждено было оставаться свояченицей Антуана: в начале лаима 1116 года
тело ее супруга было доставлено из Тессолии в Аноре, и как бы ни была сильна ее
ненависть к Селестинии, она возблагодарила небо, потому что Сокол не мог выбрать
лучшего времени, чтобы избавить ее от мужа. За одно это она простила бы
Морронам и Девятилетнюю войну, и свои семнадцать лет, когда раненый отец
приехал с фронта, и его застланные, присыпанные смертным пеплом глаза.
Селестиец освободил
ее. Отныне и она, и Антуан были свободны. И Каролина, посчитав, что это судьба
или случай (а она свято в них верила) оказались к ней благосклонны и ни в коем
случае нельзя пренебрегать их намеками, решила для себя: она во что бы то ни
стало выйдет замуж за короля. И когда Черный Принц попросил руки ее дочери, так
легко было состроить из себя оскорбленную вдову, переживающую трагическую
кончину мужа, выставить себя оскорбленной и возмутиться, прийти в ярость.
Девочке тогда исполнилось всего одиннадцать лет! Ее дочь не предмет для торга!
По крайней мере, сейчас. Возможно, в будущем все изменится. Не стоило большого
труда показать, как она и ее дочь нуждаются в помощи и опеке. И деверь, выказав
сочувствие безутешной вдове, попался-таки в сети, искусно расставленные для
него, в которые он сам наверняка хотел попасться: его сыновьям нужна была мать,
ему - жена, а свояченице - поддержка и защита. В общем, двое нашли общий язык.
Наверное, именно поэтому Каролина фон Эклих и стала женой Антуана II и новой королевой
Кордэнии, как того и хотела.
Мать из нее,
правда, вышла никудышной: воспитание принцев и принцессы было полностью
переложено на гувернанток, от которых толку было еще меньше. Однако для любого
ребенка мать есть мать, какой бы дурной в глазах окружающих она не слыла.
И Шарлотта
любила эту резкую, холодную, черствую женщину со свойственной детям
привязанностью, хотя, конечно же, отец был для нее всем. Его гибель оказалась
страшной трагедией, весь смысл которой маленькой принцессе тогда было не понять.
Ей помог Ален. В то время, пока мать и дядя занимались переговорами, он
пробирался на половину сестры и они подолгу разговаривали. Он приходил всегда
внезапно, не предупреждая, и иногда брал с собой младшего брата. И тогда они,
как три маленьких зверька, забирались в самый темный угол комнаты и обсуждали
свои детские планы. Еще тогда Шарлотта стала замечать, как на нее смотрит ее двоюродный брат. Его отношение к ней вообще
часто пугало ее, и сначала она пыталась просто не замечать его поведения. Тогда-то
и началась их порочная связь, о которой никому кроме них больше известно не
было. Ни дядя, ни мать, даже Эдмундо до поры ни о чем не догадывались.
Шарлотта
неосознанно искала защиты в чуждом для нее мире, и нашла ее в лице Алена.
У нее было
множество слабостей, которые он обращал себе на пользу. Она боялась вида крови,
а его он возбуждал, она плохо сидела в седле, а Ален еще в детстве сломал себе
руку, взобравшись на самого высокого жеребца, который его скинул, и с тех пор
выездил не одну лошадь, она защищала слабого и болезненного Эдмундо, а Ален был
с ним суров и непреклонен, она всегда всего боялась, а он был уверен и не
сомневался ни в чем, он и сейчас шел уверенно, не оглядываясь, иногда все же
оскальзывался на крови и бросал на ходу проклятия, не брезгуя наступать
сапогами в лужи, растекавшиеся по коридору.
Принцесса
смиренно следовала за ним, обреченно идя за братом коридорами, переступая через
раскиданные руки, волосы, одежду и обходя мертвых. Иногда через трупы
приходилось перешагивать, и мелкая дрожь против воли охватывала ее при виде
того, что было совершено этой ночью.
Брату скоро
наскучило молчать, и он произнес слова, обращенные в темноту:
- Подними
подол, сестра, мне жаль твое платье.
- Да... Это твой
подарок. Но на черном почти не видно крови... - эхом отозвалась она. И тут вдруг
Шарлотта остановилась.
- Ты знал! -
выдохнула она. - И поэтому подарил мне его!
- Траур тебе к
лицу, - просто и открыто ухмыльнулся он. Он даже не счел нужным скрывать смысл
своих поступков.
- И ты
думаешь, я еще хоть раз одену его? - изумилась женщина, едва сдерживая гнев и
рвущиеся наружу слезы.
- Если
когда-нибудь станешь королевой, оденешь и не раз! - отрезал Ален.
- Нет, -
замотала головой молодая женщина, ее глаза расширились, и она добавила. - Я не
смогу!
- Сможешь! Еще
как сможешь, - успокоил ее брат. - Ты ведь Бремон, как и я. И, слава Идущему,
что ты не похожа на своего отца. Ты такая же, как и мы, просто еще не поняла
этого, но время все расставит на свои места. Представляешь, твой дорогой
Эдмундо даже заколол одного гвардейца, который по приказу нашего батюшки
вспорол живот его любимчику. Храбрец!
- Бедный,
бедный брат! - покачала головой принцесса, вспоминая склонившегося над телом
молодого принца. Ален не видел его, а если бы и видел, не понял бы. - Как он,
должно быть, страдает!
- Не думал,
что отец когда-нибудь пойдет на такие решительные меры. Конечно, он умел
уговаривать и убеждать, что и доказал пример моего драгоценного дядюшки.
Он всегда с
презрением отзывался о тех, кого считал слабее себя, и Рихард Бремон как раз
попадал под эту категорию людей.
- А вот Арэдор
ошибся. Ты знаешь, из-за чего наш батюшка вышел из себя? - Шарлотта была не в
том состоянии, чтобы воспринимать слова брата, но Ален говорил дальше, видя,
что она ни о чем даже не подозревает. - Не знаешь, так я скажу: от
Не по себе
От этой тихой и чужой зимы,
С которой я на «ты»,
Нам не стерпеть друг друга.
И до войны
Мне не добраться никогда,
Моя безумная звезда
Ведет меня по кругу.
Би-2, Серебро
Кордэния. Легардийская провинция. Аноре. Брануа.
Ночь с 23-го на 24-е дня имреса 1127 г. Одиннадцатой эпохи
по н.л.
Нескончаемый проливной дождь, словно сговорившись с ветром, туманом и пронизывающим до костей холодом гнал герцога Шенонского до самой столицы Кордэнии. Вода лилась за шиворот, а на одежде молодого человека не осталось ни единой сухой нитки. Засыпая на ходу, он периодически выпрямлялся в
седле, отгоняя навязчивую, бесцеремонно заявляющую о себе сонливость. Плохих новостей было хоть отбавляй: мокрый как мышь, уставший, голодный, замерзший герцог не мог позволить себе закрыть глаза и заснуть в седле, когда до цели оставалось рукой подать, остановиться он также не мог. Герцог почти не ощущал своего тела, оно ныло, и его сводило судорогами, и, казалось, что холод проникал даже под кожу, навсегда обосновываясь там. Лошадь хрипела, еле переставляя ногами, несмотря на то, что конек ему попался на удачу крепкий, даже он был вымотан до предела - Рене надеялся, что животное не упадет за
несколько керн до Аноре, иначе и ему конец - без лошади он просто околеет на дороге, потому что идти ногами сил нет. Хорошая новость была только одна: до столицы оставалось ехать не больше получаса. На горизонте из-за холмистой местности вот-вот должны были появиться окраины Аноре. Каким же долгим оказался путь сюда...
* * *
Брануа встретил д'Алуа настороженной тишиной и сдержанным гостеприимством, каким обычно встречают равнодушные хозяева нежданных гостей, прибывших в неудачное время в неудачное место. Пока вода сочилась прямо за воротник, Рене, пуская коня по размокшему месиву дороги, мог только мечтать о
том, чтобы побыть в тепле и согреться, а сейчас, когда вскипяченный изансэ стоял на столе рядом с широкой кроватью и уже с минуту заманчиво дымился, герцог все смотрел на тонкие струйки горячего дыма,
поднимавшиеся над напитком, даже не прикасаясь к чашке. В комнате до его приезда не топили, и слуге было велено немедленно разжечь огонь. Зябко потирая руки, Рене провел ладонью по лбу, и, несмотря на то, что уже с четверть часа его временное обиталище было протоплено, тепла он не чувствовал. Очередной приступ дрожи не замедлил напомнить мужчине о том, что он болен - семь дней в седле под проливным дождем
почти без остановок совсем подкосили его. Он так сильно устал за эту неделю, что готов был упасть на кровать и забыться сном, но вместо этого подошел к окну и стал бездумно смотреть на город: туман за окном ложился рваными космами, подбирая под себя улицы, крыши домов, запоздалых всадников и прохожих, спешащих домой. Рене не имел свойства страдать приступами меланхолии, однако он всегда
признавался себе, что так торопиться ему не предстоит никуда и никогда. Было ли это к лучшему или наоборот - судить трудно, он, похоже, и вправду начал привыкать к одиночеству, да так и не
заметил, как привык. Имресские вечера короткие, и вот уже шел второй час, как стемнело. Пасть широкого очага проглотила четвертое полено, бумаги он передал, и сейчас можно было лечь и прикрыть глаза -
усталость накатывала неотвратимо сильной волной, виски сжимало невидимой пружиной, и голова болела так, что, казалось, легче пустить себе пулю в лоб, чем терпеть эту давящую боль. Рене вертелся с боку на бок, пока сон не настиг-таки его вдогонку спутанным мыслям. Мучительные сновидения, какие бывают
у больного человека, не хотели отпускать истерзанный рассудок, воскрешая в памяти события последних дней, добавляя к ним какие-то новые оттенки, действия, волнения, лица, которые никогда не существовали и стали порождением сновидения человека, мучаемого жаром и бредом.
Его величество что-то негромко говорил ему, и небольшие глаза Франциска IV с теплом смотрели на д'Алуа, но как Рене ни старался, как ни напрягал слух, суть слов короля уловить так и не мог, они ускользали, просачивались сквозь сознание, не оставляя после себя ровным счетом ничего. Губы короля шевелились,
и неслышные фразы, сказанные непонятно кому, пропадали всуе. Герцог просил повторить сказанное, но приемный отец сдержанно и как-то сурово качал головой. Наконец, неразбериху довершила последняя несвязная сцена: на пороге кабинета появился Пуаньяр со своими дружками, и, залихватски похлопав Франциска по плечу, объявил Арэдору, что Рене перекупили люди Сокола и теперь он работает на
Селестинию, но лейтенант пообещал, что все улажено и волноваться не о чем. Д'Алуа, возмущенный подобной ложью, не собирался выслушивать ее и дальше, однако схватиться с надоедливым и завравшимся военным ему так и не удалось: пол под ногами затрясся, заходил ходуном, Рене пошатнулся, и кто-то прямо в ухо
произнес:
- Герцог, проснитесь! Вставайте!
Тряска продолжалась, и поэтому, хочешь не хочешь, пришлось открыть глаза. Когда зрение сфокусировалось на предмете, который лишил герцога долгожданного отдыха, он увидел женщину, одетую во все черное, с густой темной вуалью, закрывавшей лицо, и длинной двойной ниткой крупного морского жемчуга, спускавшейся до талии.
- Кто вы? - только и смог выдавить из себя полусонный арданец.
- О, сейчас не самое лучшее время для знакомства, - голосок тихий и взволнованный. - Поторопитесь!
Тонкий стан наклоняется, и она по-хозяйски откидывает одеяло, привычным жестом сгребая в охапку ножны со шпагой и заплечным кинжалом. Она передвигается быстро, точно, чуть-чуть резко, но во всех ее движениях сквозит изящество и грациозность.
- Скорее!!!
За дверью в коридоре послышался невнятный шум и отдаленные голоса, и внезапно ночную тишину прорезал истошный, надрывный вопль, то ли женский, то ли мужской - разобрать было невозможно. Д'Алуа вздернул подбородок на шум - но звук не повторился, а незнакомка в черном вся задрожала, ее вуаль качнулась, и она заговорила быстрее, срывающимся голосом, то переходя на шепот, то немного повышая голос:
- Прошу вас, сударь, оденьтесь! Я принесла все необходимое. - Она сунула ему в руки сверток, в котором на поверку оказались завернуты штаны, рубашка, камзол и плащ. - Нам нужно спешить!
Повинуясь ночной гостье, он соскочил с кровати, даже не спросив, что означают ее слова, почему ему, только что приехавшему, нужно опять куда-то спешить и кто она вообще такая. И только Рене успел натянуть камзол, как в дверь начали настойчиво стучать. Женщина вздрогнула и, вцепившись одной рукой в Рене,
потащила его к стене, и, толкнув арданца в какую-то темную нишу, скрывавшуюся за шкафом, зажала ему рот другой, не выпуская ни на секунду.
- Ни слова, если хотите жить! - горячо прошептала она над
самым ухом герцога. - Вы слышите? Ни единого слова!
В дверь уже не стучали, в нее колотили, а потом, вероятно
решив, что все равно никто не откроет, с треском выбили ее. Рене не мог видеть,
что творилось в комнате, где всего минуту назад он спал почти безмятежным сном,
но слышать слышал: лязг амуниции и шпор, топот сапог, резкие голоса:
- Орьен, чтобы его! - послышался басистый
голос.
- Его здесь нет... - зло вторит ему другой.
Несколько мужских голосов сумбурно
переговариваются, и двое укрывшихся в тайнике слышат, как в комнате начинают
двигать и переставлять мебель.
- Что они ищут? - шепотом спросил Рене
свою спасительницу.
- Тшш! - маленькая ладошка накрыла его
рот. - Умоляю, тише!
Шпоры на сапогах тихо позвякивают, и
кто-то повелительным тоном отдает приказы:
- В коридор! Быстрее! Если найдете его, и
он попытается сбежать - стреляйте. Приказ Его величества.
Когда все стихло, по комнате,
посвистывая, неспешно прошелся некто, скорее всего это был тот человек, что
раздавал приказания: он, по-видимому, уходить не торопился. Рене
догадался, что, оставшийся скорее всего не поверил, что герцога нет в спальне.
Фиель-Ри уже совсем перестал соображать, что происходит. Кто эти люди? Что он
делает в шкафу с совершенно незнакомой ему женщиной и зачем она помогает ему?
И вот звуки стихли, но дама в черном
продолжает судорожно сжимать его руку, жадно вслушиваясь в тишину. Мутная
темная сетка вуали слегка колышется в такт дыханию своей обладательницы. Выждав
нужное время, она отпускает его руку и влечет за собой.
Они снова оказываются в злополучной,
перевернутой вверх дном комнате, и Рене, переведя дыхание, спрашивает:
- Кто были эти люди? Чего они хотели?
- А вы еще не поняли? - она смотрит на
него, но лица он разглядеть не может. - Они искали вас.
- Меня? - изумился он. - Но зачем?
- Я не знаю, - тихо отвечает она,
оглядываясь в поисках одной ей известной вещи. - Это королевская охрана. Отсюда
нет другого выхода, идемте, - ее ручка оказывается в его, и ночная гостья, приоткрыв
дверь в коридор, всматривается в темноту и в отдельные проблески света,
вырванного у мрака факелами.
Некоторое время герцог Шенонский, не произнося ни слова,
следовал за ведущей его по мрачным, полутемным коридорам женщиной, рука которой
сильно и одновременно нежно сжимала его ладонь. Он уже сбился со счета, сколько
раз они поворачивали, в первый раз они чуть не натолкнулись на мужчину средних
лет в одном нижнем белье, он с сумасшедшими глазами шарахнулся в сторону,
цепляясь окровавленной рукой о стены, размазывая о серые камни собственную
кровь. У него была отрезана рука - это д'Алуа заметил после того, как его
спутница в черном вздрогнула всем телом, но руку его не отпустила и продолжала
тянуть его за собой.
Потом стало хуже: крики, вопли, стоны слышались все яснее по
мере того, как они приближались к следующему переходу, и когда они попали в
коридор, который был в несколько раз больше того, куда выходила дверь его временных покоев, они оба
невольно остановились: впереди была лестница наверх, у основания которой
растекалась кровавая лужа, в которой лежало сразу несколько человек, две
женщины с ребенком и мужчина.
Рене за свою не самую легкую жизнь успел навидаться всякого,
но такого ему видеть еще не приходилось. Тошнота подступила к горлу, но ему
опять помогла его спасительница, негромко проговорив:
- Не время останавливаться.
И он пошел за ней. Как он мог ей доверять? Какая-то
незнакомка вела его сквозь пропитанную кровью ночь, а он даже и помыслить не
мог, что следующий поворот приведет их к гибели? Или только его?
Кто с
факелами, кто со свечами, а кто и без всего, держа за руки друг друга или
поодиночке... Люди куда-то бежали, и им двоим приходилось идти то по течению, то
против него. Кто-то на глазах Рене упал с лестницы, по нему прошлись, какой-то
старичок даже ухитрился перепрыгнуть через упавшую на мраморные плиты девицу.
- Где? Откуда?
- кричали в толпе, образовавшейся у выхода.
- Там! Там!!!
- истошно вопили, указывая назад, за спины.
- Скорее!!!
- Пустите, да
дайте же...
- Нет, Энрико!
Энрико!!! Где ты?
- Здесь не
пройти!!!
Рене с
незнакомкой оказались в самом центре толпы, гонимой дворцовой стражей, и их
понесло вместе с теми несчастными, кого собирались уничтожить во что бы то ни
стало. Этих людей гнал страх, ужас, их били, кололи пиками, резали короткими
широкими ножами, закалывали шпагами, в них стреляли, но они не хотели умирать...
- Держитесь! -
только и услышал он спасительный голос, вцепившись, что есть сил, в ее ладошку.
Вдруг двери из
бокового прохода распахнулась, и у стражи появилось подкрепление. Кому-то с
длинными светлыми волосами в паре ун впереди от Рене вспороли горло, кровь
фонтаном брызнула на ближестоящих людей, запертых в ловушку пик, больше
половины из которых уже насадили на них.
Пол покрывался
трупами за считанные секунды, их уже было настолько много, что герцог боялся
наступить на кого-нибудь. С женщин сдирали одежду, мужчины в одних штанах,
кто-то в подштанниках или вовсе голые пытались скрыться от преследователей, но
им стреляли в спины, еще живых волокли по полу за волосы, били носками сапог.
- Аааааа!
Убийцы! - с завыванием заорал мужчина.
Всемилостивый,
кто же так кричит?
- Ненавижу!!!
Будьте вы прокляты во веки вечные!
- Это младший! - послышалось в толпе. - И он, даже своих...
Странник, умилостивись! Это твой день...
Рене увидел двоих молодых людей, одного длинноволосого с
распоротым горлом и неестественно подвернутой рукой лежавшего у стены, другой
стоял перед ним на коленях и раскачивался взад и вперед, подвывая, словно
безумный.
- Кто это? - все, что смог выдавить из себя Фиель-Ри.
- Принц, - едва слышно ответила она, на миг окаменев. - Со
своим любовником. Легардийцы и бароны потеряют влияние на какое-то время, пока
он не найдет ему замену.
Герцог Шенонский слышал о странных пристрастиях некоторых
членов королевской семьи, но и представить себе не мог, что это правда.
Пока молодой принц, тщетно хватаясь за труп юноши, оплакивал
его, стража на время прекратила расправу, а потом Рене каким-то образом очутился
на улице. Свежий воздух подул в лицо, и Фиель-Ри остановился, чтобы отдышаться
- оказывается, они бежали, а он и не помнил, он уже многое не помнил из того,
что было до этой ночи, но вот ее не
забыть уже никогда...
- Вы можете объяснить, что происходит? - легкие сводило от
нехватки воздуха. - Если вы не скажете, куда меня ведете, я больше не тронусь с
места!
Его спутница тоже еле держалась на ногах, прислонившись
затылком к стене, и на ее тонкой шее, стекая к ключице, поблескивали струйки
пота:
- У вас есть мать? - безжизненным голосом спросила она.
- Нет.
Как она могла держаться и быть такой спокойной, когда вокруг
творилась вторая Либертинианская ночь?
- А любимая женщина?
- Нет, а что?
- Тогда сделайте это ради себя! Я
не очень хорошо разбираюсь в политике... Не знаю, что было в том письме, что вы
привезли, но я понимаю, когда человеку грозит опасность. Даже животные это
чувствуют. Вы успеете
обдумать сегодняшние события, но лишь после того, как покинете Аноре.
- Но я только приехал! Куда я поеду?
- Я не знаю. У каждого человека есть место, куда он хочет
вернуться, надеюсь, такое место есть и у вас, а если нет... То любое другое
сейчас будет лучше, чем оставаться здесь, поверьте мне!
Рене хотел
ответить, что должен выяснить, что стало с теми документами, ради которых он и
приехал в столицу, но не успел - незнакомка прижала его к стене, совсем как
тогда, в комнате:
- Тише! - зашипела она.
Стук копыт
становится все громче и громче, а потом смолкает.
- А теперь
идите! - отчаянно, умоляюще зашептала его спасительница. - Не испытывайте
судьбу, она сегодня была к вам более чем благосклонна, идите и не
останавливайтесь. Постойте! - рука ложится ему на запястье. - Возьмите это! -
она протягивает ему золотое кольцо в виде герба-печати с изображением степного койота.
- С ним для вас в Кордэнии будут открыты любые двери. Только не продавайте его
- его истинная цена слишком высока. Бегите же! Сначала вдоль стены, в конце вы
увидите коновязь. Возьмите лошадь и спасайтесь.
- А вы? - Рене приблизил тонкий стан к себе, вплетаясь руками в черный шелк платья,
Эта безумная, сумасшедшая полночь сблизила их гораздо больше, чем могли бы соединить любые
узы. - Вы спасли меня, я не уйду без вас!
- А что я? - обреченно протянула она, даже не пытаясь высвободиться. - Это мой дом, каким бы
он ни был, и я останусь здесь. Но идите же! Иначе все мои старания пропадут, и
мне будет грозить бóльшая опасность, если вы останетесь, нежели уйдете! Идите и
живите! А меня ждут...
- Я не забуду
вас! - надев кольцо себе на мизинец, он жадно искал ее ответного взгляда, но
под вуалью разглядеть хоть что-нибудь, кроме блестящих где-то в глубине
огоньков глаз, было весьма трудно.
- Скорее! - торопила она его, мягко забирая свою руку.
Он быстро и трепетно, как птица касается крылом воды, прижался губами к ее ладони, заметив
родинку у нее на руке между указательным и средним пальцем. И, последний раз
вдохнув нежный жасминовый аромат духов, бросился прочь.
* * *
* * *
«Дорогая
сестра! - сказал Карл IX. - На твоем
рукаве кровь!»
«Но какое это имеет
значение, сир?» - сказала Маргарита,
- «Была бы
улыбка на губах...»
А. Дюма
- Ах, вот ты
где! - высокий молодой шатен в белом камзоле стоял, оперевшись на шпагу, с
которой на мраморный пол медленно стекала струя крови. - Я весь вечер искал
тебя.
Женщина едва
успела закрыть дверь, за которой из ее жизни навсегда исчез сероглазый герцог,
и загородить ее собой, прежде чем подошедший черноволосый мужчина обнял ее за
талию.
- Ален, это
ты? - в темноте было почти не разобрать лица, но так говорил и обнимал ее только он.
Она отстранила
его тоненькой ручкой и уставшим голосом, измученно произнесла:
- Оставь меня...
Прислонившись
затылком к двери, она стояла, обняв себя за плечи и откинув с лица черную
сетку. Смоляные завитки волос на висках контрастировали с белизной ее лица, и
вьющиеся от природы волосы собрались на груди.
Заметив кровь
на его белом камзоле и на оружии, она спросила дрогнувшим голосом:
- Ты ранен? У
тебя кровь...
- Я цел, -
успокоил ее Ален.
- Слава
Идущему... - Всевышний! Что она говорит? Ведь если он невредим, это означает, что
погибли другие...
Молодой
мужчина с острым, жестоким взглядом, прищурившись, испытующе спросил, выискивая
глазами причину ее нахождения в одиночестве в полуподвальном помещении дворца:
- А что здесь
делаешь ты? И почему ты надела вуаль? Знаешь ли, не лучшее время скрывать свое
лицо!
- Мне ничто не
угрожает, не волнуйся... - Когда этот день закончится? И когда она сможет
закрыться у себя в комнате и броситься на кровать, уткнуться в подушку,
заснуть, забыть... Или теперь уже никогда? Ведь эта ночь будет продолжаться, пока
она жива, пока живы те, кто устроил это побоище, на чьей совести несколько
сотен убитых и искалеченных или посаженных в тюрьму. Тех,
кого будут пытать, а затем все равно осудят и казнят.
- Твоя матушка, несомненно, гордилась бы тобой, - уверил
Ален.
Мать умерла всего год назад, а, кажется, прошла целая
вечность. Жесткая, подчас жестокая, очень своевольная женщина, она пережила и
сестру, и мужа, чтобы стать королевой Кордэнии на тринадцать лет. Ален был
прав: Фон Эклихи, равно как и Бремоны, никогда не отличались излишней
чувствительностью, и мать была ярчайшим примером железной хватки, свойственной
всему роду Бремонов д'Орруа, хотя и относилась к нему лишь косвенно. Поэтому-то
герцогиня де Ревиар и не любила ни вспоминать, ни тем более говорить о своем
прошлом: вопрос о происхождении был самым болезненным для нее, и после
упоминания о жизни до появления в Брануа у нее каждый раз портилось настроение.
Племянница
Карлоса III и дочь
старшей сестры короля Аржентии, Каролина прекрасно понимала, что дорогу к трону
Сорэно ей не пройти: она была всего лишь четвертая на очереди, пока в том же
1103 году не родился Сезарио, третий сын Карлоса и четвертый ребенок короля и
Эдельмиры Моррон-Арэдор, его супруги.
И пусть наследница
известнейшей в Висконтии фамилии была старше Серхио, наследника престола и
первого ребенка своего дяди, на двенадцать лет, право на трон по закону
принадлежало именно ему. К тому же она была женщиной, и женщиной весьма
честолюбивой. Пережить и смириться с подобной ситуацией целеустремленной
Каролине было крайне трудно, а тут представилась более или менее перспективная
возможность, за которую она и не преминула ухватиться, - брак с младшим братом
Антуана II. Она уже на
протяжении восьми лет всей душой завидовала своей сестре Генриетте (сестра
успела родить к тому времени двоих сыновей), которой мать с отцом подобрали
прекрасную партию - и никогда не имевшая далеко идущих планов, даже не
воображавшая себя где-нибудь в другом месте, кроме как в ее маленьком домике,
подаренном отцом, в Виррейро или в Эклихсхофе. Вот эта ее молчаливая, забитая
старшая сестренка выскочила ни за кого иного, как за принца Антуана, став
королевой! А ей, Каролине, достался только принц. И где в этой жизни
справедливость?!
Однако,
совершенно закономерно предполагая, что младший брат всегда может занять место
старшего, она, не колеблясь, приняла предложение короля Кордэнии, направленного
ей от имени принца Рихарда.
Младшему Бремону с детства было известно, что ему предстоит
жениться на ком-нибудь, кого выберет для него его царствующий брат, но,
остановившись однажды на одном из постоялых дворов на пути в Легардийю, герцог
Ревиар встретил там девицу, работавшую горничной, и вытащил ее в люди, выпросив
для нее у брата титул и земли. Рихард Бремон даже планировал представить ее ко
двору и жениться на ней, однако при заявлении принца о его непреклонном
намерении, король решил, наконец, пресечь эту связь, не сулившую стране ничего
хорошего. Обычное увлечение, будь оно таковым, Антуан еще мог простить брату,
но чтобы простолюдинка претендовала на престол, да скорее Странник снизойдет в
Арсанну! Не бывать этому!
Вскоре после
этих событий состоялась пышная свадьба Каролины фон Эклих и Рихарда Бремона
д'Орруа, но спустя год принцесса начала замечать охлаждение по отношению к ней
ее мужа. Принц стал часто пропадать ночами, и Каролина со своей женской
проницательностью не могла не догадаться, что было тому причиной - она
прекрасно знала о том, насколько ее супруг был падок на женскую красоту, но до
времени терпела. К тому же как назло она начала полнеть, тогда как Генриетта
как была худенькой, так и осталась ей. И все же возможность играть на вторых
ролях племянницу короля Аржентии не прельщала, и тогда, объяснив деверю
ситуацию, она призвала на помощь все свое обаяние и настояла на том, чтобы
король приструнил гулящего, как кот, брата, применив свое последнее оружие,
чтобы удержать его рядом с собой и не потерять то, что с таким трудом приобрела
- родила ему ребенка.
Рихард Бремон
всегда мечтал о наследнике или на крайний случай наследнице - это была его
слабость, которой грех было не воспользоваться. Шарлотта оказалась
незапланированным, случайным ребенком, и принц не устоял - та, с которой он
долгое время встречался, так и не смогла родить, и он расстался с ней. Его уход
стал для женщины роковым - она исчезла из своего столичного дома, и больше ее
никто не видел. Имущество было передано казне, а титул отобран. Принцу сказали,
что его бывшая возлюбленная решила покинуть Кордэнию, на что он лишь пожал
плечами. Происшествие было замято.
Через
несколько лет Генриетта скончалась при родах, ребенок тоже не выжил. Сестра
всегда отличалась слабым здоровьем, а рождение мальчиков и вовсе подкосило ее.
Король овдовел. Но герцогине де Ревиар и в то же время Ее высочеству принцессе
не вечно суждено было оставаться свояченицей Антуана: в начале лаима 1116 года
тело ее супруга было доставлено из Тессолии в Аноре, и как бы ни была сильна ее
ненависть к Селестинии, она возблагодарила небо, потому что Сокол не мог выбрать
лучшего времени, чтобы избавить ее от мужа. За одно это она простила бы
Морронам и Девятилетнюю войну, и свои семнадцать лет, когда раненый отец
приехал с фронта, и его застланные, присыпанные смертным пеплом глаза.
Селестиец освободил
ее. Отныне и она, и Антуан были свободны. И Каролина, посчитав, что это судьба
или случай (а она свято в них верила) оказались к ней благосклонны и ни в коем
случае нельзя пренебрегать их намеками, решила для себя: она во что бы то ни
стало выйдет замуж за короля. И когда Черный Принц попросил руки ее дочери, так
легко было состроить из себя оскорбленную вдову, переживающую трагическую
кончину мужа, выставить себя оскорбленной и возмутиться, прийти в ярость.
Девочке тогда исполнилось всего одиннадцать лет! Ее дочь не предмет для торга!
По крайней мере, сейчас. Возможно, в будущем все изменится. Не стоило большого
труда показать, как она и ее дочь нуждаются в помощи и опеке. И деверь, выказав
сочувствие безутешной вдове, попался-таки в сети, искусно расставленные для
него, в которые он сам наверняка хотел попасться: его сыновьям нужна была мать,
ему - жена, а свояченице - поддержка и защита. В общем, двое нашли общий язык.
Наверное, именно поэтому Каролина фон Эклих и стала женой Антуана II и новой королевой
Кордэнии, как того и хотела.
Мать из нее,
правда, вышла никудышной: воспитание принцев и принцессы было полностью
переложено на гувернанток, от которых толку было еще меньше. Однако для любого
ребенка мать есть мать, какой бы дурной в глазах окружающих она не слыла.
И Шарлотта
любила эту резкую, холодную, черствую женщину со свойственной детям
привязанностью, хотя, конечно же, отец был для нее всем. Его гибель оказалась
страшной трагедией, весь смысл которой маленькой принцессе тогда было не понять.
Ей помог Ален. В то время, пока мать и дядя занимались переговорами, он
пробирался на половину сестры и они подолгу разговаривали. Он приходил всегда
внезапно, не предупреждая, и иногда брал с собой младшего брата. И тогда они,
как три маленьких зверька, забирались в самый темный угол комнаты и обсуждали
свои детские планы. Еще тогда Шарлотта стала замечать, как на нее смотрит ее двоюродный брат. Его отношение к ней вообще
часто пугало ее, и сначала она пыталась просто не замечать его поведения. Тогда-то
и началась их порочная связь, о которой никому кроме них больше известно не
было. Ни дядя, ни мать, даже Эдмундо до поры ни о чем не догадывались.
Шарлотта
неосознанно искала защиты в чуждом для нее мире, и нашла ее в лице Алена.
У нее было
множество слабостей, которые он обращал себе на пользу. Она боялась вида крови,
а его он возбуждал, она плохо сидела в седле, а Ален еще в детстве сломал себе
руку, взобравшись на самого высокого жеребца, который его скинул, и с тех пор
выездил не одну лошадь, она защищала слабого и болезненного Эдмундо, а Ален был
с ним суров и непреклонен, она всегда всего боялась, а он был уверен и не
сомневался ни в чем, он и сейчас шел уверенно, не оглядываясь, иногда все же
оскальзывался на крови и бросал на ходу проклятия, не брезгуя наступать
сапогами в лужи, растекавшиеся по коридору.
Принцесса
смиренно следовала за ним, обреченно идя за братом коридорами, переступая через
раскиданные руки, волосы, одежду и обходя мертвых. Иногда через трупы
приходилось перешагивать, и мелкая дрожь против воли охватывала ее при виде
того, что было совершено этой ночью.
Брату скоро
наскучило молчать, и он произнес слова, обращенные в темноту:
- Подними
подол, сестра, мне жаль твое платье.
- Да... Это твой
подарок. Но на черном почти не видно крови... - эхом отозвалась она. И тут вдруг
Шарлотта остановилась.
- Ты знал! -
выдохнула она. - И поэтому подарил мне его!
- Траур тебе к
лицу, - просто и открыто ухмыльнулся он. Он даже не счел нужным скрывать смысл
своих поступков.
- И ты
думаешь, я еще хоть раз одену его? - изумилась женщина, едва сдерживая гнев и
рвущиеся наружу слезы.
- Если
когда-нибудь станешь королевой, оденешь и не раз! - отрезал Ален.
- Нет, -
замотала головой молодая женщина, ее глаза расширились, и она добавила. - Я не
смогу!
- Сможешь! Еще
как сможешь, - успокоил ее брат. - Ты ведь Бремон, как и я. И, слава Идущему,
что ты не похожа на своего отца. Ты такая же, как и мы, просто еще не поняла
этого, но время все расставит на свои места. Представляешь, твой дорогой
Эдмундо даже заколол одного гвардейца, который по приказу нашего батюшки
вспорол живот его любимчику. Храбрец!
- Бедный,
бедный брат! - покачала головой принцесса, вспоминая склонившегося над телом
молодого принца. Ален не видел его, а если бы и видел, не понял бы. - Как он,
должно быть, страдает!
- Не думал,
что отец когда-нибудь пойдет на такие решительные меры. Конечно, он умел
уговаривать и убеждать, что и доказал пример моего драгоценного дядюшки.
Он всегда с
презрением отзывался о тех, кого считал слабее себя, и Рихард Бремон как раз
попадал под эту категорию людей.
- А вот Арэдор
ошибся. Ты знаешь, из-за чего наш батюшка вышел из себя? - Шарлотта была не в
том состоянии, чтобы воспринимать слова брата, но Ален говорил дальше, видя,
что она ни о чем даже не подозревает. - Не знаешь, так я скажу: от
Вселять надежду – не значит обнадеживать напрасно... (с)
Да... по 200 листов в день - уже норма. Совершенствуемся, ускоряемся, разгребаем то, что раньше казалось нереальным...
И даже уходить не хочется... Сегодня вышла в 18 05!
И даже уходить не хочется... Сегодня вышла в 18 05!
понедельник, 15 октября 2007
Вселять надежду – не значит обнадеживать напрасно... (с)
Глава 6. «Веселый поросенок»
Селестиния. Кратильонская провинция.
Кордэнский тракт. Город Малые степняки.
Ночь с 16-го на 17-е дня имреса 1127 г. Одиннадцатой эпохи по н.л.
Кордэнский тракт. Город Малые степняки.
Ночь с 16-го на 17-е дня имреса 1127 г. Одиннадцатой эпохи по н.л.
Трактир назывался «Веселый поросенок», хотя не совсем понятно, почему именно «веселый» и почему «поросенок», потому как на вывеске красовался отъевшийся, упитанный хряк, растянувшийся на тарелке, больше походящий на небольшого кабана, чем на свинью и тем более на поросенка. Оставалось надеяться, что заведение стало именоваться так благодаря доброму нраву хозяина и главному блюду, которое подавали в его трактире.
Глядя на мирно спящий в низине город, можно было смело предположить, что лет двадцать назад Малые степняки были крупной, хорошо развивающейся деревней, с течением времени превратившейся в приграничный, весьма успешно растущий городок, в чем главную роль без сомнения сыграла близость к государственной границе и главному тракту, ведущему в Кордэнию.
На улице заморосил мелкий дождь, в то время как четверо господ сворачивали с тракта к уютному городку. Огни как назло приглашающе горели, а мелкая морось, сносимая ветром, била по лицу, так и норовя забраться под плащ.
Рене непонятно почему непреодолимо клонило в сон, то ли из-за погоды, то ли от голода, но, несмотря на это, он настаивал на продолжении пути и, если бы не возобновившийся дождь, поставивший все точки над «i» и вынудивший герцога скрепя сердце согласиться на остановку, он ни за что бы не отступился от своего убеждения ехать дальше.
И вот через четверть часа герцог Шенонский и двое его попутчиков сидели за столом, а перед ними источал манящие запахи горячий ужин. Жареная, на совесть проперченная свинина с тушеными овощами пахла просто обворожительно, и господа сопровождающие, недолго думая, накинулись на еду, смачно причмокивая и в перерывах потягивая херес.
В «Поросенке» было на удивление уютно и чисто, за своим заведением хозяин следил лично, и следил весьма неплохо: ровно выставленные столики с довольно чистыми скатертями, стулья, при входе даже некое подобие коврика для ног.
Сеньору д’Алуа было прекрасно известно о пагубном воздействии вина на пустой желудок, но его привлекла оживленная беседа, которая происходила в эту минуту между владельцем заведения и лейтенантом де Пуаньяром:
- Что значит: нет мест? – возмущался военный. - Мой хозяин – кордэнский дворянин, он не может ночевать в одной комнате с салиром! Что тут у вас за порядки такие?
- Сударь, послушайте, погода не сахар, а проезжающих нынче много, так что плюнуть негде. Мест нет, все забито. Через неделю у Ее высочества принцессы день рождения, благородные господа спешат на праздник. Я вам предложил свои лучшие комнаты, уж извольте пожаловать в них…
Но, видимо, Пуаньяр был не из тех, кто быстро соглашается на чужой расклад. У таких людей своя правда и свои условия:
- Если вы сию же минуту не предоставите моему господину отдельную комнату, мы найдем другой постоялый двор и остановимся там, слышите? - на что хозяин, сначала державшийся с достоинством и некоторым упрямством, заметно погрустнел и нахмурился: его трактир благоденствовал – посетителем больше, посетителем меньше, но чтобы клиент ушел от него к другому – ну уж нет! Такого он позволить себе не мог. Репутация - вещь обязывающая, и ее надо поддерживать.
Пуаньяр все-таки выторговал две отдельные комнаты, и, бросившись на скрипнувший стул, налил себе полный стакан крепленого белого вина со словами:
- У, шельма!
- Что, - подхватил разговор тот, что покрепче, - сломался?
- Да за десяток ринаров он и не то бы сделал, - расхохотался белобрысый и обратился к Рене, молча сидевшему у стола. - Вы бы съели чего-нибудь, герцог! Дорога не близкая.
- А я слышал, напротив, что на ночь лучше не наедаться, - хохотнул коренастый, за обе щеки наворачивая кусок мяса.
- Успокойтесь, господа, я не голоден, - задумчиво ответил сеньор де Фиель-Ри, рассматривая за спиной попутчиков кого-то у стойки.
Лейтенант проследил за взглядом Рене и расплылся в ухмылке: стройная молодая женщина в фартуке с заколотыми на затылке золотыми волосами, убранными под чепчик, смотрела на герцога, мило улыбаясь ему.
- Хозяйская дочка, - пояснил Пуаньяр. – Недурна.
Рене посмотрев на военного и в то же время как-то мимо него, встал, и лейтенант дал ему ключ:
- Второй этаж, дверь напротив лестницы.
- Благодарю. Спокойной ночи, господа.
- И вам того же! – пожелал в ответ Пуаньяр.
Когда герцог ушел, тот, которого Рене про себя окрестил Костоломом, бросил сквозь зубы, едва сдерживая улыбку:
- Да, ночь будет спокойной. Даже чересчур. Но как же хорошо, что он ничего не ел!
- Почему? – удивился белобрысый.
- Дурак! – буркнул тот. - Нести будет легче…
* * *
Ветер задул одиноко горевшую свечу, и в комнате стало совсем темно. Где-то во дворе жалобно, протяжно завыла собака.
Неужели погода опять испортиться? Ну и осень! Сплошные дожди. Что же будет в собьире?
Рене открыл глаза и прислушался: в воздухе ощутимо пахло цветущей полынью - горечью тянуло из открытого настежь окна. Герцог с детства привык спать с распахнутыми ставнями, и никакие уговоры и предостережения не могли заставить его изменить своей привычке.
Небо постепенно расчищалось, а грозовые тучи отступали на восток, и только где-то на горизонте поднебесье озарялось секундными вспышками – там, где была гроза. До петухов было еще далеко, и на темном бархате одна за другой зажигались яркие звезды, мелкими точками рассыпанные по небу чьей-то щедрой рукой. Ночная тишь настойчиво проникала в комнатку вместе с редкими дуновениями ветерка.
Постель еще хранила ее тепло. Напуганная то ли бурей, то ли своей собственной смелостью, она пришла к нему посреди ночи, когда гроза была в самом разгаре.
… Это буйство природы и всполохи молний, освещавших бархат темно-синего неба, почему-то и пугало и успокаивало его, а в ее широко открытых глазах сиюминутно отражался блеск молний, но она его не боялась, словно они были одной с ней природы. И, напротив, затаив дыхание, ждала, пока громовой раскат достигнет цели и пронесется над крышей дома. Небо кромсало и рвало изломами змееподобных молний, ливень бушевал в пляске с ветром, бившим по веткам деревьев, и все это неистовство разыгранного стихией спектакля завораживало, и раз за разом не переставало удивлять своей непреходящей красотой…
Как ее звали? Ах, да… Он даже не успел спросить ее имени, что, однако, не мешало ему помнить запах спутанных золотистых волос и звук ее голоса, сливавшийся с его в один. Он не праведник и не давал обет целомудрия, а она выказывала ему явную симпатию еще за ужином. В конце концов, она сама пришла, и подарила ему несколько незабываемых, прекрасных минут…
Часа через четыре рассветет.
Герцог Шенонский потянулся и зевнул. Рене хотел было зажечь свечу, но тут скрипнула половица, и он заметил, что щель между стеной и дверью начала стремительно расти. Помимо воли он закрыл глаза, хотя в темноте никто бы не смог понять, что он не спит. Вошедший человек, мягко ступая по дощатому полу, подкрадывался к постели, где, по его мнению, спала жертва.
Стрелять было нельзя – так перебудишь весь дом, значит, придется вручную. Этот грабитель не первый на его памяти. Решил обчистить кошелек постояльца, мало того – еще и прикончить его обладателя. Не ново.
Снова завыла собака. Вор на миг замешкался, но герцогу хватило и этого: незваный гость схватился за грудь и с грудным стоном повалился на пол.
Ну вот, теперь буди трактирщика, все объясняй ему, отдых испорчен.
Рене зажег-таки свечу, затеплился слабый огонек, и круг света вырвал из ночи мертвое лицо.
«Странник возьми! Свои!» - полоснула рассудок полная абсурда мысль. На полу лежал мертвый лейтенант Пуаньяр.
Но времени на размышление не было: за дверью послышались негромкие шаги, и Рене, выхватив кинжал из груди своего бывшего спутника, чертыхнулся про себя и взвалил тело на кровать, поспешно накрывая его одеялом. С молниеносной быстротой и проворством он схватил ножны со шпагой и отскочил от узкой кровати, вмиг оказавшись за дверью. Насторожившись, он затаил дыхание: пришел один, жди и других.
Без свеч в комнатке было темно, хоть глаз выколи, но сейчас темнота играла ему на руку, кто бы ни вошел к нему, отсюда не отличишь, кто лежит на кровати, да еще и под покрывалом.
Через секунду дверь начала медленно открываться, показалась чья-то рука, державшая стилет, похожий на его собственный. Убийца не сделал еще и пары шагов от двери, когда почуял неладное, но реакция герцога была мгновенной: не покидая своего укрытия, он обхватил первого за шею и сделал один единственный выпад, попавший точно в цель – шпага вонзилась непрошенному гостю, шедшему вторым, в грудь. Так и есть, коренастый…
- Тебе конец, ты покойник! - осипшим голосом прошипел светловолосый, тщетно пытаясь высвободиться из крепкой хватки д’Алуа. – Если ты убьешь меня…
Договорить он не сумел – герцог резким движением свернул ему шею, и лишь потом позволил себе отдышаться - сердце стучало как бешеное. И вовсе не потому, что убийство было противно его природе, он убивал в своей жизни достаточно, и мир не раз уходил из-под ног, а Странник поджидал его с распростертыми объятиями. Ждал тогда, подождет и теперь… Еще много нужно успеть сделать. Для себя он зарекся в одном: после всего этого путешествовать только в одиночку.
События неохотно, медленно и болезненно начали вставать на свои места, пока Рене обыскивал комнаты своих убийц. Так вот, почему они хотели ехать через Монртези, вот почему убеждали его остановиться, не доезжая до границы! Умники! Проявили самодеятельность или действовали по чьему-то приказу? И как он раньше не догадался? Проклятый Сокол, ну и длинные же у него руки! Продажные псы! Однако интересных же людей держит у себя на службе Франциск! Надо ему рассказать, вот он удивиться…
Найдя нужные для переезда через границу документы и деньги, герцог вернулся к себе в комнату, где запах полыни мешался с запахом крови. Оставив плату за ночлег на столе, он развернулся и, притворив дверь, быстро спустился по лестнице. Благо, его комната находилась как раз напротив.
На заднем дворе, оседлав в конюшне свою и еще одну запасную лошадь, принадлежавшую старшему лейтенанту и оставшуюся отныне без хозяина, он выехал со двора, направляясь к тракту.
Ни доброй дороги, ни спокойной ночи не вышло… Хотя чем эта дорога хуже той, что была в Альбе? Разве что на этот раз ему повезло намного больше. Это все твое везение! Ты необыкновенно удачлив, Рене Шенонский! Только вот удача эта какого-то странного рода. Может быть, уже пора начать привыкать?
Жаль трактирщика: наутро в «Веселом поросенке» будут отнюдь не веселые вести.
Вселять надежду – не значит обнадеживать напрасно... (с)
#SKAkalka#, велкам!! Будьте как дома)))
Прошу прощения за задержку, но лучше поздно, чем...
Курение говорите?
Прошу прощения за задержку, но лучше поздно, чем...
Курение говорите?
воскресенье, 14 октября 2007
Вселять надежду – не значит обнадеживать напрасно... (с)
Мало того, что на ЖД осталось 5,80 ГБ свободного места, так еще и инет сегодня с утра не грузился. Звоню ИМ, сначала трубку никто брать не хотел (боялись?), но потом, видать, выбрали "добровольца", и он объяснил, что ремонтные работы, пообещал, что скоро все включится.
Не соврал.
За что и спасибо.
ЗЫ: Учеба поджимает, но не сказать, чтобы душит. Так, текучка и то, что хотела сделать давно, да так и не сделала. Поделом.
Не соврал.
За что и спасибо.ЗЫ: Учеба поджимает, но не сказать, чтобы душит. Так, текучка и то, что хотела сделать давно, да так и не сделала. Поделом.
суббота, 13 октября 2007
Вселять надежду – не значит обнадеживать напрасно... (с)
Вопрос назрел уже давно и серьезный. Но так как добраться до днева физически получается оч редко, суть вот в чем: выкладывать ли дальше мои главы? Если да, отпишите в комментах (госпожу Посла прошу не беспокоиться, ее реакцию я знаю).
Ваша аффтар.
Ваша аффтар.
Вселять надежду – не значит обнадеживать напрасно... (с)
П.С. Так и хочется сказать: дааа... она такая...
Вселять надежду – не значит обнадеживать напрасно... (с)
среда, 03 октября 2007
Вселять надежду – не значит обнадеживать напрасно... (с)
Никак не удавалось добраться до даера... То не было желания, то настроения.
К сожалению, пришлось пропустить встречу у Гатти по причине болезни...
К сожалению, пришлось пропустить встречу у Гатти по причине болезни...
вторник, 18 сентября 2007
Вселять надежду – не значит обнадеживать напрасно... (с)
| ... Замок Заката |
 |
| Пройти тест |