Для Неми!! С Днем Рождения!!!

@темы: События

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

После небывало длинного перерыва...

Подняла, потому что нравится, под настроение...

С момента уезда так сказать госпожи посла в даере ничего не писалось. Какие-то события конечно происходили, но по причине того, что многих даерцев уже не видно в их дневниках, в своем тоже ничего не писалось, хотя вопрос о его закрытии и забытии не стоял и вряд ли будет.
Вчера, в пятницу, произошло событие, которое может изменить дальнейшую жизнь, пока говорить о нем не буду. Пускай повисит в водухе, ему, событию, не повредит.
А пока... кое-что новое:

Зачем под солнцем этим воевать?
Зачем смотреть во вражеские лица,
Которые под утро будут сниться?
Зачем? Мне лучше этого не знать…

Зачем война нас поведет опять
В неведомые, чуждые просторы,
Где не стихают яростные споры?
Где предстоит нам жить и умирать?

Там, где не перестанут враждовать,
Где пьют, чтобы рассудка не лишиться,
И погибают, чтобы не смириться?
Такого лучше никому не знать…

А я же неустанно буду ждать
Тот край, что не смогу отринуть дважды.
Я так хочу найти его однажды,
Чтоб больше никогда не покидать!

Где сад цветет, и ночи так длинны,
Где женщин верных радостные лица…
Одна из них мне вечно будет сниться
В краю закатной вечной Тишины.

Но путь не близок, долг мой не отдáн.
До времени еще я повоюю,
Свою жизнь обменяю на чужую,

Иль уступлю путь в Тишину врагам.

запись создана: 11.08.2007 в 13:53

@музыка: Damien Rice

@настроение: завтра приезжает посол! ура! в ее честь!

@темы: Арсаннский цикл, Творчество

---

Ну раз уж в тему рукописательства... и стихосложения... С легкостью на душе,

Из старого, но не забытого:

Ты говоришь мне о смерти, подруга,

Я никогда не звала бы ее,

Если б не память зеленого луга,

Если бы не в три ступеньки крыльцо.

Если б не слышать листвы трепетанье

Этих берез с наклоненной главой,

Если б не робкое их мне признанье,

Что наши судьбы так схожи с тобой.

Если б не ступать на ту землю ногами,

Если б босой не бежать по росе,

Я б не сказала, что так тебе внемлю,

Край мой родной, внемлю только тебе!

Когда бы закат по раскидистой степи

Не разливался в усталый час дня,

Я бы не знала, что ты в свои сети

В миг и навек заключила меня.

@темы: Творчество

---

А ето в качестве поощрения... В подарок тем, кто читает и ждет.

Песня Джана

Степь, восход, дорога, воля,

Расскажите мне о прошлом.

Слышал я о дальнем море,

Но в чужую землю брошен.

Я больше не тот,

Кем родился когда-то:

Избранник заката,

Наследник заката.

Кони пьют у водопоя,

Думал, степь, ты мне знакома,

Но с востока ветер воет:

Не увидеть больше дома.

Теперь ты не тот,

Кем являлся когда-то:

Ты отпрыск заката,

Наследник заката.

Вечер день к исходу клонит,

Нам заказан путь обратный,

И восточный ветер гонит

Не к востоку, а к закату.

Мы больше не те,

Кем мы были когда-то:

Мы дети Заката -

Все дети Заката.

25.07.07

@темы: Арсаннский цикл, Творчество

---

Раньше было вечернее, теперь уже ночное...

Притащиться.... Хотя нет, что я говорю? Прийти с гордо поднятой головой.
Умыться.
Поесть.
Прогреть холодную комнату.
Приласкать зверя. (госпожа Посол знает... он белый и пушистый)
Посидеть у любимейшего компа, успеть насладиться этим за 30 минут... Нато уметь!
Оттащить себя от него... горшки, люльки... вспомним детство
Вот это вечер! Давно такого не было!
Живем...

@темы: Точка зрения

---

Просто так... потому что захотелось.

В Нохе.

Тоненькая фигурка показалась в дверях. Стройная женщина во всем черном.
- Ваше Величество, - он встал и поклонился, но не так, как в суде, гордо, надменно, с вызовом, а принужденно, устало, опустошенно. Лишь потому, что так положено. Да и он ли это? Под глазами пролегли темные круги, он, кажется, похудел и стал также бледен, как платок, который она держит в руках.
Он стоит и смотрит на нее, как обычно вежливый хозяин смотрит на непрошеного гостя, от которого нет возможности избавиться. И она видит, что то, что он вынужден стоять, доставляет ему немало труда. Однако он этого не показывает, он не признается, вот только лицо все сильнее белеет. Рассветные сады! Что же с ним? Нужно что-то сказать, начать говорить, иначе ситуация становится абсурдной.
- Прошу вас, садитесь, - госпожа Оллар опускается на жесткий табурет, игнорируя его жест, приглашающий ее сесть в кресло у огня.
– Благодарю, мне будет удобней здесь.
Первый маршал слегка пожимает плечами и тоже садиться.
- Вы больны, герцог? – с растущей тревогой в голосе спрашивает Катарина.
Синие глаза лихорадочно блестят. Что если его травят? Как дурно он выглядит! И все из-за… Ох, Рокэ…
- Не настолько, чтобы меня можно было записывать в покойники, уверяю вас. - Даже если он будет умирать, ей он скажет об этом последней. – Случилось чудо, что вас допустили сюда? Или мои тюремщики просто потеряли бдительность?
- Мне посчастливилось переговорить с кардиналом Левием.
- О! Его высокопреосвященство необычайно добр. Значит, вас уже успели напоить шадди? Вина в аббатстве нет, и не предвидится, да и скука здесь ужасная.
- Рокэ, я хотела вам сказать…
Фиалковые глаза давно не привлекают его своей наивностью, он смотрит в них так же, как смотрел бы в любые другие. Она сможет быть лживой настолько, насколько будет нужно для ее спасения и спасения ее детей. И этому нечего противопоставить: она имеет полное право защищать их. Возможно, жена и мать она не лучшая, но и не самая плохая.
Бывшая королева выпрямилась и прошептала:
- Еще остались люди, которым небезразлична ваша судьба.
Отсвет камина падает на лицо бывшей королевы и герцога Алвы, делая их более живыми, словно движущимися, чем на самом деле.
Ворон не изменился в лице, он умеет быть безразличным и отчужденным, но и она может притворяться, вот только не сегодня.
- Я в этом не сомневаюсь, - он говорит с такой уверенностью, словно ему не грозит плаха.
Хотя пока что Кэртиана хранит Первого маршала Талига, хранит для своих целей. Но что будет завтра? Что будет, когда Леворукому наскучит его избранник?
- Но я вернулся не для того чтобы снова бежать. Карте место.
Игнорируя его последние слова, Катарина добавляет:
- И, кроме того, остался мой долг перед вами.
Рокэ Алва усмехнулся:
- Вы сговорились с Валентином? - и уже серьезно:
- Вы ничего мне не должны, Ваше величество.
- Нет, должна! – упрямо мотнула головкой женщина в черном. – И я не собираюсь прятаться за тех, кто по своему малодушию может себе это позволить. Пусть это будет мой последний Излом, но я поступлю так, как должно.
- Восхищаюсь вашей решимостью, но если и предположить, что у вас был передо мной какой-то там долг, то вы отдали его еще на суде. Кстати, вы совсем не бережете себя и выглядите не лучше меня. Ну раз уж речь зашла о долге, Излом - лучшее время для того, чтобы исправить старые ошибки. Думаю, ваш брат заслуживает небольшой толики вашего внимания. Ничто так не греет, как вести из дома, где тебя ждут.
Рокэ прав… А ведь Жермон действительно писал ей… Откуда Рокэ узнал? Или просто угадал? Понял по ее глазам, потускневшим при одном упоминании генерала?
- Торка примет, даст приют, но добрую весть из дома ничто не заменит. Мой вам совет, напишите брату.
Он так говорит, словно прощается, будто видит ее в последний раз! Но она для того и пришла, чтобы попытаться уговорить его… Потому что дети ни в чем не виноваты, а если не станет Фердинанда…
- Ваше величество, прошу меня простить, у вас есть ко мне еще что-то?
Тяжелые веки ложатся на глаза, скользящие мимо нее. Куда он смотрит? В пламя огня, так похожее на Закат? В пол? Куда угодно, только не на нее… Даже в эти минуты.
Он не похож не себя прежнего. Смирился? Вернулся для того, чтобы пожертвовать собой еще раз? Скажи ей это кто-нибудь другой и если бы она не увидела все собственными глазами, ни за что бы не поверила. Но Ракан не пойдет на торг, это она поняла еще до шутовского суда.
- Вы… - слова не идут с языка, потому что предлагать человеку, который пожертвовал свободой, а вскоре пожертвует и жизнью ради своего короля, бегство – глупо. Но молчать невозможно, уже нет сил. - Вы выполнили свой долг перед королем сполна, теперь время позаботиться о себе.
Ворон медленно, чуть улыбаясь, качает головой, он знал, что она повторит то, что говорила на суде, и он ответит тем же:
- Долг маршала перед государем будет исполнен только после того, как государь сочтет его исполненным.
Королева вскочила с колченогого стула, пара пепельных прядей упали ей на грудь:
- Если кто-то и виновен, то это король и королева, а не наши дети. И не вы… Вы лишь исполняли те приказы, которые вам давали. А приказывали именно мы! – и, смяв в руках кружевной платок, заговорила сквозь как назло наворачивающиеся слезы, - Если тебя убьют, Фердинанду не жить… - герцог медленно поднялся, но Катарина продолжала говорить, как будто не видя его. - Я уверена, Фердинанда не выпустят из Багерлее, и поэтому я останусь с ним до конца, но вы… Вы можете, вы должны спастись! Бегите! - в порыве отчаянья и безнадежности женщина схватила Алву за руки, всматриваясь в синий хрусталь глаз.
Наконец герцог мягко отстранил госпожу Оллар и сказал:
- Успокойтесь, прошу.
- Ты не отступишься… Я знаю. Ты всегда был таким… Но кто защитит меня и моих детей?
Катари стояла перед ним и дрожала. То ли от гнева, то ли от внутреннего опустошения и бед, обрушившихся на молодую женщину. Ноги ее подкашивались, и она почти падала. Одна мысль о том, что может случиться с наследниками, приводила ее в невменяемое состояние, и, как дикий зверек, она готова была бороться за своих детенышей, которых от нее оторвали, до последнего вздоха.
Она уже почти потеряла надежду, вернее ее последней надеждой был он.
- Спаси Карла и девочек, умоляю! – Катарина молитвенно сложила руки. – Как бы ни была велика моя вина перед тобой… Ради на… ради моего нерожденного ребенка!
Хотя сейчас трудно сказать, что было бы лучше для малыша – быть сыном Ворона или Фердинанда. И то и другое смертельно опасно. Да и защитить его не сможет ни один из них.
Совсем не знать своих детей – это ее наказание, ее крест, ее самая большая боль. Торка забрала у нее всех: брата, детей… Они так редко виделись… Даже врагу такого не пожелаешь, видеть своего ребенка в чужих руках и знать, что ты для них почти никто. И иногда кажется, что больше нет сил это выносить. Октавия, Анжелика, Карл – они безвинны, они как никто другой достойны счастья и любви! А конец весны уже близко, и скоро уже ничего нельзя будет скрыть. Но младший ребенок будет с ней! Ее сын! Никто не вырвет его из ее рук, никто!
Ее мысли отразились на худеньком личике, лишенном румянца, королева покачнулась и, зажав рот рукой, села на табурет, сокрушенно опустив голову.
- Уверяю вас, Ваше величество, ваши дети вне опасности, – спокойно проговорил герцог. – Вам не о чем беспокоиться.
Не о чем беспокоиться?! Он не понимает! Как избавиться от предчувствия, что она не увидит своих старших детей, не увидит больше никогда? Ей не будет покоя…
- Кроме того, в вашем состоянии вредно волноваться.
Она вскинула голову и посмотрела на него. Он понял, почувствовал…
Королева сидела, опустив глаза долу. Следовало подняться и уйти, но встать она не могла или не хотела.
Проклятое письмо погубило его, малодушная тварь, зачем она написала ему? Трусиха! Он мог бы быть на свободе, и тогда у Талига был бы шанс! Возвращайтесь в аббатство, за себя я отвечу сам. Он не отступиться, не откажется, не предаст, несмотря на то, что вокруг него только и делали, что предавали и предают. И она! Она тоже…
- Я не уеду из Олларии, но, если вы позволите, - фиалковые глаза грустно и понимающе смотрят на Первого маршала, - вас могут попытаться вывезти в Торку.
Когда-то он обещал понести ее на руках… Но время по-своему расставило все на места. Не будет ни весны, ни ландышей, вернее они будут, но только не для них…
- Мой муж в Багерлее, - глухо отозвалась она. - Я не имею права покидать Олларию. Мое место здесь.
- Как и мое. На этом и порешим. – Ворон слабо улыбнулся. Что-то задумал? В любом случае ей он не скажет. - Кстати, хотел поблагодарить вас за ваше выступление в суде. Зрелище было впечатляющим, но вы зря так старались. Боюсь, господин в белых штанах не оценит вашего порыва.
Ситуацию уж никак нельзя было назвать смешной, но Алва на то и Алва. Он и в Закате с Леворуким и его кошками будет смеяться. Он не ждет и никогда не ждал от людей ничего. Но она женщина, слабая, беспомощная женщина…
Солнце уже зашло, и вечер подкрадывался, поджидал у окна. Как страшно! И как пусто: за окном, в душе, в этом городе…
Герцог Алва поцеловал нежную и хрупкую, словно хрусталь, ручку:
- Круг замкнулся, сударыня. - И, поклонившись, отвернулся к окну.
Создатель, храни Талиг и его короля! А если не он, так…

@темы: Творчество

---

Новый ПЧ!

enlightened1, приветствую! Располагайтесь))) ОЭ?

@темы: ПЧ

---

Прогноз на следующую неделю

Если для завершения важного проекта вы нуждаетесь в помощи, знайте: в начале недели эта помощь непременно придет. Впрочим, и самим вам придется потрудиться - вплоть до четверга можно рассчитывать лишь на редкие передышки. Пятница открывает мощный позитивный период в жизни.

ЗЫ: В четверг я не учусь. Но как же точно сказано!

@темы: Точка зрения

---

Какой Ваш реальный возраст и сколько Вы проживете? (Триникси)

Ваш реальный возраст 24 лет/года Вы проживете еще 41 лет/года Пройти тест!

ЗЫ: Ну, треть уже позади...

@темы: Тесты

---

Умер оперный певец Лучано Паваротти

top.rbc.ru/incidents/06/09/2007/117369.shtml

ЗЫ: Какое-то странное чувство возникает. Ельцин, теперь вот Паваротти... Не знаю, как остальные, но лично я отношу этих людей к своему поколению. Мы выросли, и с детства на слуху были эти имена. А сейчас эти люди медленно уходят. Это страшно. И странно.

@темы: События

---

Просто так... Понравилось

---

Anneto, еще раз велкам! Под любым именем!!

Вороны уже были, держите змею)))

---

Офигеть! Я все-таки прошла...

Расчитать стоимость своего трупа »»

А труп Госпожи Посла дороже... А ну колитесь!

@темы: Тесты

---

Новый ПЧ!

Adam Shea, добро пожаловать!

@темы: ПЧ

---

Прямой фоторепортаж из Царицыно

Ну и народу там сегодня... Кошмар! Разрекламировали...
Предупреждение: качество не ахти, ибо с телефона

при входе 1

при входе 2

фонтаны

мост

башня

большой дворец 1 (в мавританско-готическом стиле)

большой дворец 2

большой дворец 3

башня большого дворца

церковь

фундамент, развалины старого дворца

мост (вид издалека)

бронзовый памятник двум архитекторам: В.И. Баженову и М.Ф. Казакову

А вот здесь:
http://mosday.ru/photos/gallery.php?sort=date&size=3&frames=0&alt=6&rows=all&region=moscow_caricino_join
профессиональные фото Цариков.

@музыка: Задорнов - Импичмент

@настроение: задорновское

@темы: События

---

И еще к ней. Глава 5

Глава 5. Тот, кому можно доверять

Не доверяй тому, кто об этом просит,

и не проси доверия у того, кому доверяешь сам.

Селестиния. Кратильонская провинция. Кордэнский тракт.

Вечер 16-го дня имреса 1127 г. Одиннадцатой эпохи по н.л.

- Сударь, – невысокий офицер в камзоле поклонился.

- Знакомьтесь, герцог, - Франциск IV указал на вошедшего в кабинет военного. - Старший лейтенант де Пуаньяр и его люди будут сопровождать вас до Аноре и обратно. Вы можете полностью доверять этому господину.

Офицер коротко кивает, на узких губах проскальзывает мимолетная сухая улыбка.

- Выезжайте немедленно, – король берет со стола вытянутый футляр. - Наш осведомитель в Кратильоне вам, герцог, известен. Передадите ему это, - еще одна колба перекочевала в руки сеньора де Фиель-Ри. - Скажите, чтобы он оповестил селестийский патруль, а там уж небесные сами разберутся. Если что, вы – кордэнец, возвращающийся домой. Налог заплатите, бумаги соответствующие при вас. Мне вроде больше нечего добавить. Господин де Пуаньяр, будьте любезны, подождите герцога в приемной.

Военный поклонился королю и вышел, притворив дверь.

- Рене, подойди ко мне, - позвал его приемный отец.

Герцог де Шенон повиновался и приблизился к сидящему у стола пожилому человеку.

- Наклонись.

Старческие глаза наполнились слезами, но Франциск сдержал их и, прикоснувшись к голове приемного сына, поцеловал его в лоб.

- Доброй дороги, сынок!

* * *

Доброй дороги в наличии не оказалось, ее развезло настолько, что передвигаться можно было только верхом, да и то с большим трудом. Размытые дождем колеи бурыми грядами разрезали землю, и огромные грязные лужи оставались там, где до начала ливня успели проехать телеги. Имрес на то и имрес, но обычно для этого времени года Ардании подобная погода не свойственна, ведь еще только середина месяца, а Кратильон уже вовсю поливает как из ведра, будто на дворе собьир. На родине таких обильных осадков не дождешься, по крайней мере, в этом году. Вот в позапрошлом лило не переставая с ассара по анкон. Что сказать, с климатом Ардании не повезло и не только с климатом, но и с соседями, а также с некоторыми королями. Франциска III (1) хоть и прозвали Храбрым, но смелость и трезвый расчет – вещи разные, что и доказал не преминувший воспользоваться слабостью соперника Людовик Великий (2). Пошатнувшийся трон храбрый король вынужден был передать сыну, однако молодой Альфред Арэдор оказался неспособен вернуть стране ее лучшие земли, за что Ардании приходится расплачивается золотом до сих пор, бросая деньги на ветер и закупая у Кордэнии хлеб, которым страну мог бы обеспечить Кратильон.

Лошади шли рысью, ехать быстрее по такой дороге - верный шанс свернуть себе шею. Тракт проходил через лес, а после прекратившихся только накануне ливней листва намокла, и с деревьев поминутно капало. С каждой уной граница с Кордэнией становилась все ближе, а Селестиния оставалась позади, и это не могло не радовать: почти трехнедельная тряска в седле закончится, и в Аноре можно будет по-человечески отдохнуть.

В Шеноне уже наверняка начали цвести георгины и астры, а улицы Сен-Казе окрасились в бело-красные цвета. К его возвращению город будет похож на один огромный сад, цветущий Элизиум, как шутили про столицу. Кратильону до райских кущ, по крайней мере, в имресе было так же далеко, как герцогу Шенонскому до конца его пути.

Досадно, что в этот раз ему все-таки навязали нянек. Сколько лет он служил королю, а подобное было впервые. Неужели присутствие досмотрщиков так уж обязательно? Неужто ему перестали верить, и это после баронского мятежа? Даже если предположить, что король приставил к нему охрану, которой он так опасался, как бы не вышло, чтобы пришлось об этом пожалеть. Да что говорить! Он уже успел пожалеть: господа едва не решили ехать напрямую через Монтрези! Подумать только, через один из крупнейших городов провинции! Прямо гении маскировки! Сдались же незадачливые спутнички на его голову! Слов нет. Они вообще вели себя более чем странно: то проявляли чрезвычайное беспокойство, когда они ехали мимо какой-нибудь захудалой деревеньки, а потом упорно настаивали на том, чтобы сунуться во второй по величине кратильонский город.

Рене, пытаясь погасить негодование, устало потер виски. Он уже серьезно опасался, что могло прийти в эти три «светлые» головы в следующий раз.

- Сударь, солнце скоро зайдет, - подал голос ехавший впереди Пуаньяр. - До заката примерно час, надо бы сделать привал, лошадей не мешало бы поменять…

Начинается… При чем тут солнце? Они успели бы доскакать еще до захода, да и кони идут резво, несмотря на скверную дорогу.

Однако двое других сразу же одобрительно-заговорщически закивали.

Герцог искренне не мог придумать, чего не мешало бы сделать его попутчикам, а ему уж точно не мешало бы вовремя отказаться от сопровождения и поехать в одиночку. Вышло бы гораздо быстрее.

- До границы всего пара керн. Доедем, - хмуро бросил Рене. - Зачем нам терять время?

- Так ведь лошади устали, да и людям надо отдохнуть, - развел руками один из двух сопровождающих, белобрысый с торчащими в разные стороны ушами.

- Люди, если они не привыкли к долгим переездам верхом, могли вообще с места не трогаться и сидеть по домам, - не совладав с закипавшим раздражением, передразнил герцог незадачливых спутников, - А лошади могут потерпеть, мы сменили их только утром.

- Мы понимаем ваше рвение как можно быстрее выполнить вашу миссию, - заговорил второй надсмотрщик, похожий на костолома-взломщика, успокаивающим голосом, которым имеют привычку говорить лекари, - но…

Ни Вестника вы не понимаете, но что толку говорить? Словно со стеной общаться…

Рене не стал слушать: ничего нового и интересного они ему не поведают, а их сокровенные мысли его интересуют не больше, чем мотивы их поступков, подчас внушавших д’Алуа серьезные опасения.

Таким образом весь путь до Кордэнии превращался в сплошное пререкание. Нет, чтобы он еще хоть раз согласился на попутчиков! Да Инфидель упаси!

-----------------
Сноски:
(1) Речь идет об арданском короле Франциске III Храбром (1000 – 1049 гг. н.л.), проигравшем Войну за Юг (1035 г.), вследствие чего Ардания утратила две провинции: Кратильон и Маритиму, одна из которых служила житницей страны, а другая давала выход на юго-восток Жемчужного моря.
(2) Людовик VIII Великий (994 – 1057 гг. н.л.) – король Селестинии с 1012 г.

@темы: Творчество

---

Пересилила себя и даер... (За ето мне медаль) Глава 4.

Глава 4. Черный принц

Ненависть - это гнев слабых.

А. Доде

Селестиния. Феррэрская провинция. Ратрэ. Фэлльская крепость.

16 день имреса 1127 г. Одиннадцатой эпохи по н.л.

Стук тюремных замков, монотонный звон капель протекающей где-то крыши, покрики стражи, бормотание заключенных и тусклый свет из маленького окошка с решетками под самым потолком – каждый звук откликается эхом в измученной голове, тело болит и хочется, чтобы настала тишина и все замолчали, но не хватает сил заставить их сделать это. Мысли в беспорядочном движении кружат в голове, не давая покоя, словно ты должен был что-то сделать, но забыл.

Твоя память не подчиняется тебе: воспоминания скачут проворнее солнечных зайчиков, которых здесь нет и быть не может. Розовые прожилки мраморных колонн, шепчущиеся между собой и раскачивающиеся деревья, молодая, приминаемая ветром к земле трава, поле стелется и зеленеет, насколько хватает глаз. Блестящий, но ничем не пахнущий тюльпан… Зато вместо этого пахнет гарью, и еще чем-то… Но память лжет, обманывает, водит кругами, не показывая всего. Может быть, и можно что-то исправить, но только не остекленевший синий взгляд, теперь уже безразличный ко всему, направленный в небо.

Боль плещется внутри и накатывает на остатки разума, как пенящиеся волны на прибрежные скалы, и тут же отпускает, чтобы повторить все сначала. Она снова начинает проваливаться в сон, но так и не переступает черту, которая отделяет его от реальности, продолжая все слышать и чувствовать. Конечно, если бы оставалось хоть немного сил, нужно было бы встать, осмотреть рану, понять, какое время суток, но расслабленность и смертельная усталость сделали свое дело – ни о чем другом, кроме сна, думать не хотелось. Кровь набатным колоколом стучит в висках, заглушая даже головную боль. Всплывают какие-то отрывки фраз. Множество голосов роятся в голове, одни зовут, другие шепчут, третьи – просто кричат.

В нос ударяет запах нечистот, сырости, холода, плесени… Она чувствует себя настолько слабой, что с трудом может разомкнуть веки и открыть глаза. Спина затекла, окоченевшие руки не желают слушаться. Но она садится, поддерживая одной рукой другую и прислоняясь спиной к промозглой и холодной стене, от прикосновения к которой по телу начинают бегать мурашки. Рана справа не кровоточит, хотя, судя по ее размерам, вообще непонятно, как она до сих пор еще жива…

… рана в руку, царапина на левом боку и главное – то, что отнимает последние силы, а вскоре отнимет и жизнь...

С другой стороны, она не знает, ни где находится, ни сколько времени ей пришлось провести здесь. Но как же болит в боку! Воспаление запущено, ему не меньше двух-трех дней, и бред, скорее всего, тоже от раны.

В полусознательном состоянии она неустанно пытается вспомнить в деталях, что с ней произошло за недавнее время, и как она оказалась здесь. И память возвращается, медленно, неохотно, с большими усилиями, но возвращается.

Один из поздних теплых летних вечеров, потрескивание поленьев в камине, и успокаивающий голос, убеждающий ее в том, что это задание – одно из тысяч, ничем не отличающееся от остальных. И все же она понимает, скорее даже чувствует, - оно другое. По голосу собеседника, по его движениям и взгляду. Уж больно напутственные речи отдают прощанием. Ему жаль? Скорее да, чем нет… Хотя кто знает. Однако их трудно упрекнуть: он использует ее, она – его. Что же здесь плохого? Их отношения можно назвать взаимовыгодным сотрудничеством, от которого она, даже если бы захотела, не смогла отказаться. Раньше было даже немного не по себе, теперь – нет уже ни страха, ни удивления. Сколько раз еще это повторится? Этого не знает никто. И каждый раз будет казаться последним. И не будет им.

- Кратильон, Кордэния, Аноре, - ее чуть закрытые глаза ласкают языки огня. - Не близко. Это усложнит дело, – рука сама находит эфес шпаги. – А что с пограничной?

Его широкая ладонь ложится на стол, прижимая бумаги.

- Все здесь. – Он сворачивает лист в трубочку и, положив его в футляр, протягивает ей две колбы: одну простую, потертую и другую – запечатанную. – Вас будет четверо… Двое из них вам хорошо знакомы, а третий…

Поток мыслей резко прерывается, и дверь со скрипом отворяется. В камеру входят четверо. Двое, принеся и поставив на пол ведра, сразу встают у дверей, наперевес держа копья. Охрана. Неужели они могли вообразить, что она в силах бежать, будучи в цепях? Смешно… Смешно и страшно. Двое других подходят ближе. Четыре руки, грубо схватив заключенную за грязно-бурую от высохшей крови рубашку, стаскивают ее с жесткого дощатого лежака на пол, а потом волокут и приковывают к стене.

Смотрят. Хмурые, тяжелые взгляды. Стоят и ждут чего-то, как тогда. Кажется, как минимум двоих она узнает: тот, что справа, молодой, с широким покрасневшим шрамом через все лицо, по всей видимости, выжил, но у него осталось напоминание о той ночи. Налицо, так сказать. Второй, постарше, седоволосый мужчина, их главарь. Ему лет за сорок, он худ и одет в синий камзол, через плечо висит перевязь со шпагой в ножнах. На скулах неровно выбритая щетина, на ногах - поношенные, измятые сапоги. Хорошо, что…

Проклятие! Как же больно…

… виселица в Корнее (1) ей не грозит. С такой раной она просто не доживет… Ее последнему и самому страстному желанию не суждено сбыться: умереть на родине - привилегия, доступная немногим. Кому-то другому достанутся тюльпаны с ирисами, запах можжевельника и ветки пушистого кедра, а ей - мертвые аквары (2). Реальность так и норовила куда-то уплыть, ускользнуть, а лица мужчин то появлялись, то пропадали, выныривая из молочно-белесого морока. Тошнота, ярко-рыжие круги перед глазами, и внутри что-то вот-вот ухнет вниз, и потащит ее за собой. Нельзя так умирать… Надо дожить, дотерпеть, пока она будет совсем одна. Вот тогда можно будет отпустить себя. Не раньше…

Немалых трудов ей стоило заставить себя остановить взгляд на человеке, который стоял к ней ближе всего. Человек с распоротым лицом.

- Хотите что-то спросить, сударь? - Обычный вопрос, но в том едком тоне, в котором он ею произнесен, звучит как оскорбление.

Его передернуло от ярости, и она ощутила холод, пробегавший по спине, - его глаза смотрели с невыразимой ненавистью, он хотел поквитаться с ней за тех, кого она убила. Очевидно, те люди были дороги ему. А чего он ждал? Это война. Правда необъявленная, но это не делает ее менее жестокой и кровопролитной.

Вперед выступил человек, которого остальные звали «капитаном»:

- Нам известно, что вы перевозили некий документ. Мы напали на ваш след, но, впоследствии обыскав, ничего не нашли. Теперь я хочу знать: кому вы успели передать его?

«Ах, какая жалость! Не нашли! И не найдете…», – мелькнуло в мыслях у заключенной. - «А он умен, но это ему не поможет. Какая изысканная речь, какие манеры! Ему бы в дипломаты».

В груди же забилось радостное и легкое: они живы и на свободе…

- Не рассчитывайте на скидку только потому, что вы женщина. – Капитан не сдается, она тоже не заговорит. - По проявленной вами прыти можно было понять, что в вас от нее осталось очень мало. Повторять дважды я не стану. Говорите правду, и тогда, быть может, вы умрете быстро. В противном случае, пеняйте на себя.

Сразу было видно, как он пытался обуздать свой нарастающий гнев.

«Оказывается, люди Черного Принца подвержены сантиментам!», язвительно подумала она про себя. «Как трогательно!»

- Погибли мои люди, и у меня появился прекрасный повод оказать вам все наше гостеприимство взамен на ваше признание.

- Так неудобно вас разочаровывать, господа, - хмыкнула она. - Но, боюсь, я не переживу вашего радушия.

Кто кого допрашивает и кто кому угрожает?

Лицо со шрамом маячит перед глазами:

- Вам лучше начать говорить. Для вашего же блага.

Для ее блага было бы лучше, если бы они стреляли без промаха. Тогда проблем бы разом поубавилось и у них, и у нее.

- Вы так думаете? – покорно отозвалась девушка.

По лицам мужчин пробежало некоторое подобие оживления. Они уже запутались, говорила ли она серьезно или смеялась над ними.

- В таком случае, мне не остается ничего другого, - едва слышно сказала пленница. – Подойдите.

Когда же с неким недоверием в лице мужчина с изуродованной щекой все же приблизился, резкий плевок в лицо заставил его неловко отшатнуться. Он быстро поднес руку в перчатке к щеке, вытирая ее.

Ответной реакции долго ждать не пришлось: развернувшись, он со всей силы наотмашь ударил узницу по лицу. Ее откинуло в сторону, хотя цепи и не позволили рухнуть на пол, волосы упали на лицо, а когда она движением головы откинула их, из ее носа и уголка рта вытекали струйки крови.

Нет, решительно, селестийское гостеприимство не для нее… От него попахивает банальным убийством.

Бледная и худая заключенная сплюнула на пол, процедив:

- Вы бьете как женщина, сударь, - и, не дожидаясь ответа, добавила. - Хотя если в этой уютной комнате из нас пятерых вы претендуете на это звание, у меня к вам претензий нет. Теперь вам лучше?

Раздвоенное лицо оглушительно выкрикнуло:

- Мне будет лучше, когда ты сдохнешь! – и замахнулось на нее рукой.

Но тут его окликнули, и рука опустилась:

- Младший лейтенант! – седой капитан хмуро взирал на своего подчиненного. - Мы пришли сюда не для того, чтобы вступать с ней в отвлеченные разговоры.

- Командир! – голос отходит куда-то на задний план и становится то тише, то громче. - Эта тварь убила моего брата и вашего сына!

- Я сделала бы то же самое и с тобой, будь мои руки свободны, – низким голосом говорит узница.

Или не она? Голова уже не соображает. Пол, стены, решетка, лица – танцуют и подпрыгивают.

- Я должен отомстить! И вы тоже… Они смотрят на нас сейчас. Что бы вы сказали в свое оправдание, если бы снова встретились со всеми ними?

- То, что скажу тебе: я не убиваю безоружных женщин.

- Да? Зато безоружные женщины не упустили бы шанс убить вас.

- Мое последнее слово: нет. Ее дальнейшую судьбу решит кто-нибудь другой, но не я. Я потерял там сына и не хочу потерять еще и себя. Месть – не лучший путь. Мне было бы стыдно убить ее теперь, а вам, вижу, нет. Она не заговорит, а если так, то пусть ее участь будет на совести фэлльских надсмотрщиков. Я солдат, а не истязатель. Ждите меня здесь, а я позову коменданта. - Широкая, но сутуловатая спина капитана потерялась из виду.

- Отлично. Он ушел. К его возвращению, мы уже сделаем то, что должно, - потер руки не удовлетворившийся приказом офицер.

Он не собирался подчиняться.

- А как же приказ? – осведомился один из привратников.

Младший лейтенант, понизив тон, коротко пояснил:

- Скажем, что она умерла от потери крови.

* * *

Били ее долго. Ничего не спрашивая, даже не разговаривая между собой. Удары наносили каждый по очереди, один отходил, другой, наоборот, приближался. И так – по кругу.

Руки ее были закованы в цепях над головой так, что приходилось стоять – это вызывало еще большую боль, и, не имея возможности опуститься на колени, она висела на цепях. Оковы уже разодрали запястья до крови, больно въедаясь в них. Пахло сыростью, горелыми листьями и еще горьким дымом, непонятно откуда взявшимся здесь, и в голове на самом краю сознания звучал один-единственный, последний вопрос, который волновал ее: когда же это закончится? Счет времени давно был потерян, и ей в любом случае уже все равно, спасения ждать неоткуда, а Он уже стоит за плечом и терпеливо поджидает ее.

- Детка, подожди! – женский, отдаленно знакомый голос зовет ее.

А вокруг травы так колышутся, высокие травы, как лес.

… до самого горизонта стелилось нескончаемое поле, пересекаемое речкой, искрившейся и переливавшейся на солнце…

- Не уходи далеко! Слышишь?

Я слышу, но не вернусь. Вам придется подождать. Уже недолго.

… у ее чистых и прозрачных, как слеза, вод вольно паслись взрослые породистые лошади и неказистый с виду из-за своего роста молодняк с длинными ногами и худощавыми телами, игриво резвящийся друг с другом…

- Это кровь! Остановись! Хватит…

Какая кровь? Это всего лишь тюльпаны. Ярко-красные тюльпаны в ее руках. Ничто не сравниться с ними… Ничто и никогда. Но этот рай тоже нужно заслужить.

Вырванные у памяти обрывки ускользают, одним усилием воли их не удержать, и вместо них все отчетливее слышится навязчивый топот. И чем громче становится стук копыт, тем все дальше и дальше отступает память. И, действительно, зачем она нужна? Рая больше нет. Не добраться до него… Не успеть.

Трое наносили удары с нечеловеческим остервенением и не успокоились до тех пор, пока узница не повисла в оковах, потеряв сознание. Тогда сержант кивнул охраннику, и тот облил ее ледяной водой из ведра, чтобы привести в чувства, но она не подняла головы.

А цокот копыт слышится все отчетливее. И этот звук мучителен, он выворачивает душу наизнанку. Ожидание, неотвратимое, неизбежное, недоброе… Никакое. Равнодушное. Всеобъемлющее, ничего не желающее, ничего не боящееся…

- Ты убил ее!

- Заткнись! Не твое дело!

И где-то слышны шаги, отражающиеся от стен гулким эхом. Кто-то спешит, боясь опоздать. Но кто? Это Он? Он идет за ней? Бред или явь? Уже не отличить. Или это кровь стучит в висках? Или все же шаги? Но звук приближается и слышится недвусмысленно ясно и отчетливо.

В тот же миг дверь отворяется, и раздается выстрел.

Дым рассеивается, и те, кто присутствует в камере, видят, что сержант с простреленной головой лежит на полу, а в дверях, обводя тяжелым взглядом самозваных палачей, отступивших от застреленного друга, стоит молодой мужчина. За его спиной высится фигура капитана. Седовласый человек, увидев мертвое тело своего подчиненного, переводит взгляд на повисшую без дыхания в цепях девушку.

Мужчина опускает пистолет.

- Сир, я… - капитан сделал шаг вперед и выпрямил грудь.

Однако стрелявший не собирается выслушивать оправдания, вместо этого он тихо, но разборчиво, так, чтобы его слышали все, говорит:

- Снимите ее.

Цепи на руках заключенной разомкнулись, и ее тело медленно опустилось на пол, оставляя за собой на стене следы крови.

---------------------
Сноски:
(1) Корней – холм на северо-востоке Ратрэ, в предместье Сен-Жерман, на котором находится самая большая виселица в Феррэ. На нее попадали в основном преступники недворянского происхождения, но иногда таким образом казнили дворян, уличенных в заговорах и покушении на жизнь короля. В этом случае казнь считалась наиболее позорной.

(2) Серые аквары – могильные цветы.

@темы: Творчество

---

С днем города, товарищи! (Не бейте тапками)

Вот и начался еще один мучебный год. Желаю всем, кто его ждал и кто нет, чтобы он оказался удачным, легким, ненапряжным. И чтобы всегда рядом был тот, что сконденсирует и самортизирует стресс.
В комнатухе дубарь жутчайший, а когда затопят да х его з.
Запах жасмина еще остался, маман зашла, говорит, как в церкви.... Отпели меня, упокоили....

@музыка: Damien Rice - 9 Crimes

@темы: События, Точка зрения

---

Шестичасовое...

Легла в 4, встала в 10...На правке 3 главы, одна из которых в 18 листов...
Мрак. Это не истерика, это творческий подъем.
Завтра обещают 15-17, ужос.

@музыка: Sunrise Avenue - Fairytale Gone Bad (Acoustic)

@настроение: наша сказка еще не закончилась

@темы: Творчество